Корабль-призрак

Но земля не показывалась, а ветер крепчал, предвещая нешуточное волнение. Положение выглядело поистине отчаянным, и Филип приуныл. Его уныние усугублялось размышлениями о том, сколько жертв до следующего утра примет морская пучина. О себе Филип совершенно не думал, мысль о неизбежной смерти его ничуть не страшила, даже воспоминания о прелестной Амине не заставляли мечтать о спасении. Поддерживала его лишь уверенность в том, что ему суждено исполнить долг, и в этой уверенности он черпал силы продолжать борьбу.

– Земля! – крикнул Кранц, сидевший в передней шлюпке, и все спасенные откликнулись на этот возглас радостными восклицаниями.

Весть о близости суши стала для них подобием манны небесной, и насквозь промокшие женщины на плоту принялись обнимать детей и приговаривать: «Милый, мы будем жить! Дорогая, мы спасены!»

Филип перебрался на нос лодки и встал, разглядывая сушу. Он с удовлетворением отметил, что до берега меньше пяти миль, и в сердце его закралась робкая надежда.

Ветер между тем продолжал усиливаться, но задувал он с той стороны, которая не мешала, хоть и не способствовала, передвижению лодок. Поставь они паруса, все могло бы быть иначе, но паруса были спрятаны и достать их не представлялось возможным.

При виде суши все, разумеется, приободрились, а матросы на веслах удвоили усилия, торопясь достичь берега. Правда, тяжело нагруженный плот был изрядной помехой, и, сколько матросы ни старались, скорость движения не превышала полмили в час.

До полудня гребли не переставая, и землю теперь отделяло от лодок не более трех миль. Однако, когда солнце миновало свою наивысшую точку на небосводе, погода испортилась: ветер налетал порывами, волны ощутимо прибавили в размерах, и плот так часто уходил под воду, что возникало беспокойство за жизнь тех, кто на нем находился. Продвижение замедлилось, и к трем часам дня удалось преодолеть не более половины мили.

Матросы, которые много часов подряд ничего не ели и не пили, начали изнемогать от усталости, а подкрепить силы было нечем. Вообще, пить просили все, от детей, взывавших к матерям, до матросов, что налегали на весла. Филип делал все возможное, чтобы подбодрить людей, но манящая близость берега, утомление и плот, который сводил на нет все старания добраться до суши, побуждали матросов роптать. Они стали поговаривать, что нужно бросить плот и идти к берегу самостоятельно. Чувствовалось, что матросы готовы взбунтоваться, однако Филип воззвал к ним, и они из уважения к нему пока сдерживались и гребли еще добрый час. А далее произошло то, что само собой разрешило возобновившиеся было споры.

Нараставшее волнение и крепнувший ветер настолько расшатали плот, что люди, которые на нем находились, с трудом удерживались на ногах. Потом истошный крик, сопровождавшийся визгом, привлек внимание тех, кто сидел в лодках, и Филип, оглянувшись, увидел, что веревки лопнули под напором волн и плот начал расползаться посередине.

Наблюдать это было мучительно: мужья оказались разлучены с женами и детьми, люди уплывали друг от друга; та часть плота, которую лодки тянули на буксире, быстро отдалялась от второй половины. Женщины повскакивали, принялись кричать, хватали на руки детей. Наиболее отчаянные бросались в воду, надеясь нагнать уплывающую половину, но не справлялись с волнами и тонули.

Стали лопаться другие веревки, и, прежде чем лодки успели развернуться и прийти на помощь, море оказалось усеяно обломками плота, а мужчины, женщины и дети цеплялись за эти теперь никчемные деревяшки. Воздух полнился жалобными криками и плачем, женщины пробовали подсаживать детей, чтобы те выбрались из воды, и тонули, не рассчитав свои силы. Волны подхватывали обломки плота, швыряли их друг на друга, из-за чего много несчастных погибли, угодив между кусками дерева.

Лодки поспешили на выручку, но было чрезвычайно непросто пробиться к людям сквозь месиво обломков, так что спасти удалось лишь немногих, да и тех сажать было некуда. Выловили нескольких матросов и солдат, но все женщины и дети скрылись навсегда в морской пучине.

Можно вообразить, но вряд ли стоит описывать, какое впечатление эта катастрофа произвела на уцелевших. Матросы, еще недавно желавшие избавиться от плота, который затруднял передвижение, теперь со слезами на глазах гребли к заветному берегу. Филип закрыл лицо руками и некоторое время не отдавал приказаний и не замечал ничего вокруг.

В шестом часу дня шлюпки, избавленные от обузы, устремились к берегу. До заката солнца все достигли суши. Лодки вытащили на песок узкой бухты, благо ветер дул с берега и прибоя почти не было. Утомленные моряки повалились на песок, не успевший остыть от дневной жары, и словно позабыли о том, что давно ничего не ели и не пили; все очень быстро заснули.

Капитан Баренц, Филип и Кранц убедились, что лодки надежно извлечены, устроили короткий совет, а потом с радостью последовали примеру матросов; и события последних двадцати четырех часов настолько их вымотали, что они вскоре погрузились в спасительное забытье.