Корабль-призрак

– Все же я его видел, – проговорил Филип задумчиво.

– Это, конечно, убедительный довод. Быть может, его подобрал какой-нибудь корабль, который отнесло восточнее? Правда, туземцы в тех краях вряд ли пощадили бы европейца. Кафры[44] – жестокий народ.

Сведения о том, что Шрифтен не объявлялся в поселении на Мысе, заставили Филипа призадуматься. Читателю известно, что наш герой всегда считал лоцмана существом сверхъестественным, и слова поселенца лишь укрепили его в этом мнении.

Далее мы пропустим два месяца, на протяжении которых с потерпевшими кораблекрушение обращались весьма доброжелательно. По истечении этого срока в бухту зашел за припасами небольшой бриг – он возвращался домой с трюмом, полным груза. И поскольку корабль этот был нанят компанией, его капитан не отказался взять на борт команду «Фрау Катерины». Филип, Кранц и матросы не стали задерживаться, а вот капитан Баренц решил поселиться на Мысе.

– Вернись я домой, – объяснил он Филипу, который пытался его переубедить, – мне незачем было бы жить. У меня нет ни жены, ни детей. Больше всего на свете я любил свою «Катерину», которая была для меня семьей. Она погибла, другого такого корабля мне не найти, а если бы он и нашелся, я любил бы его не так сильно, как ее. Нет, все мои устремления погибли вместе с нею и покоятся ныне на морском дне. Как красиво она горела! Она покинула сей мир, точно феникс, она была фениксом! Нет-нет, я сохраню ей верность – пошлю за теми малыми средствами, какие успел накопить, и поселюсь тут, поблизости от ее могилы. Я не забуду ее до конца своих дней! Буду скорбеть по ней, покуда жив, а когда умру, память о «Фрау Катерине» уйдет со мною в лучший мир.

Филипу подумалось, что этакой трогательной привязанности заслуживает скорее живой человек; глядишь, тогда бы капитан не стал так убиваться. Но он не посмел настаивать: в конце концов, капитану Баренцу, который не был моряком, всяко лучше оставаться на суше, чем командовать судами.

Они пожали друг другу руки и расстались. Филип пообещал выполнить поручение Баренца, потратить его деньги на предметы, полезные для поселенцев, и переправить их сюда с первой же флотилией, что покинет Зюйдерзее.

Справиться с поручением, впрочем, оказалось выше сил Филипа. Бриг «Вильхельмина» отправился в путь и вскоре достиг острова Святой Елены, где пополнил запасы воды. Когда впереди показались Западные острова[45], Филип сказал себе, что скоро встретится с ненаглядной Аминой. Но к северу от островов вдруг налетела буря, от которой пришлось убегать много дней на зюйд-ост.

Когда же ветер стих, бриг наткнулся на голландскую флотилию из пяти кораблей под командованием адмирала. Эта флотилия вышла из Амстердама более двух месяцев назад и бо́льшую часть этого срока лавировала в море, сражаясь с коварными ветрами. Утомление и скудное пропитание обернулись цингой, и команды кораблей сократились в численности настолько, что людей едва хватало.

Когда капитан брига сообщил адмиралу, что у него на борту остатки команды «Фрау Катерины», адмирал незамедлительно затребовал этих людей себе, на пополнение своих рядов.

Спорить было бесполезно. Филип едва успел написать Амине письмо, где изложил подробности своих испытаний и поделился разочарованием от невозможности вернуться. Это письмо, заодно с отчетом о гибели «Фрау Катерины» для правления компании, он доверил капитану «Вильхельмины», после чего поспешно собрал свои вещи и отправился на адмиральский корабль в сопровождении Кранца и матросов. К ним добавились и шесть моряков с брига, тоже по настоянию адмирала. «Вильхельмине», забравшей адмиральские депеши, позволили продолжить путь.

Быть может, для моряка нет ничего мучительнее, чем необходимость снова готовиться к тяготам плавания, когда еще не успел оправиться от невзгод предыдущего похода. Увы, подобное случается не то чтобы редко. Филип откровенно грустил. «Это моя судьба, – думал он, мысленно повторяя слова Амины, – и я должен ей повиноваться». Кранц был в бешенстве, матросы роптали и вели подстрекательские разговоры, но все было бесполезно. В океане исход дела решает грубая сила, и добиваться справедливости попросту бессмысленно.

Впрочем, пускай моряки были сильно недовольны, адмирал нисколько не превысил свои полномочия. Его корабли почти полностью лишились команд, и пополнение, даже малочисленное, вполне могло спасти жизни тех, кто беспомощно лежал в койках, сраженный цингой. На адмиральском корабле «Леув» при отплытии из Амстердама насчитывалось двести пятьдесят человек, а теперь осталось не более семи десятков, способных нести службу. Другие корабли флотилии пострадали ничуть не меньше.

Первый капитан «Леува» умер, второй заболел цингой, и адмиралу приходилось полагаться исключительно на помощников капитана, причем некоторые из них выползали на палубу для отправления обязанностей полумертвыми. Второй по старшинству корабль флотилии, «Дорт», находился в еще более прискорбном состоянии: коммодор[46] умер, капитан по-прежнему командовал кораблем, но у него не осталось ни одного офицера.