Корабль-призрак

– Разве священники признали, что твое стремление противоречит вере? Разве они оба не убедились в обратном, не склонили молча головы в благоговении пред непознаваемым? Хватит спорить, мой милый Филип. Ты наконец-то рядом со мною, и, покуда ты рядом, я не стану пытаться ворожить, обещаю. Но если нас опять разлучат, мне придется вновь воззвать к иному миру, чтобы узнать о твоей судьбе.

Зима за домашними радостями и семейными хлопотами миновала для Филипа очень быстро. Наступила весна. И Филип с Аминой отбыли в Амстердам, чтобы подготовить корабль к отплытию.

Филипа назначили на «Утрехт», двадцатичетырехпушечный парусник недавней постройки водоизмещением четыреста тонн. Прошло еще два месяца, на протяжении которых Вандердекен пристально наблюдал за оснасткой и загрузкой корабля, а помогал ему верный Кранц, получивший должность первого помощника.

Для Амины старались предусмотреть все мыслимые удобства, какие только Филип мог придумать.

В мае корабль покинул гавань. Предполагалось зайти в Гамброн и на Цейлон, пройти Суматранскими проливами[57] и оттуда проложить путь в китайские моря.

Компания обоснованно допускала, что португальцы постараются, не стесняясь в средствах, этому воспрепятствовать. Команда «Утрехта» была многочисленной, а в помощь суперкарго выделили отряд пехотинцев, охранявших казну в многие тысячи талеров, которая предназначалась для закупки товаров в китайских портах по усмотрению этого чиновника. Снаряжение корабля было наиновейшим, и «Утрехт» вполне мог считаться наилучшим во всех отношениях, вверенным заботам самой опытной команды и несущим самый ценный груз, когда-либо отправлявшийся Ост-Индской компанией.

При попутном ветре «Утрехт» споро миновал Английский канал и без малейших осложнений очутился по истечении положенного срока в нескольких сотнях миль от мыса Доброй Надежды. Тут-то, впервые за все время плавания, корабль угодил в полосу штиля.

Радовалась одна Амина: вечерами они с Филипом прогуливались по палубе, вокруг стояла полная тишина, нарушаемая только плеском о борт случайной волны; все пребывало в покое и красоте, а над головами простиралось южное небо, расчерченное ярко мерцавшими звездами.

– Чьи судьбы определяются этими звездами, столь отличными от северных? – спросила Амина, любуясь ночным небосводом. – Что предвещают здешние метеоры? Что заставляет их стремительно низвергаться с небес?

– Амина, ты веришь в предсказания по звездам?

– В Аравии в них верят, так почему бы и нам не поверить? Они ведь рассеяны по небу не для того, чтобы светить, верно? Для чего же тогда?

– Чтобы украшать собою мир. Еще по ним можно прокладывать путь.

– Ты сам сказал, звезды сотворены не только для красоты. От них есть иной прок. А значит, в их движении вполне могут быть скрыты человеческие судьбы. Моя матушка отлично умела читать по звездам. Увы, для меня они все равно что закрытая книга.

– Может, оно и к лучшему, Амина?

– К лучшему? Неужели ползать во прахе среди себялюбивых гордецов, пресмыкаться, страдать от неведения и сомнений лучше, чем вопрошать верховный разум? Неужели твою душу не прельщает возможность воззвать к высшим силам и получить ответ? Неужели твое сердце продолжает биться ровно при мысли, что к тебе готов снизойти кто-то стоящий выше обыкновенных смертных? Какое уж тут «к лучшему»!

– Так рассуждать опасно, очень опасно.

– Дерзновенные мечты порою сбываются, Филип. Небеса словно говорят со мною… Смотри, вон та звезда будто манит меня!

Амина умолкла, не отводя взгляда от яркого светоча, а Филип стоял рядом. Потом Амина прошлась по палубе и устремила взор на водную гладь, пронизанную лунным светом.

– Скажи, Амина, не подсказывает ли тебе воображение, что в пучине могут обитать живые существа? Они резвятся среди кораллов и расчесывают волосы перламутровыми гребнями… – проговорил Филип с улыбкой.

– Не ведаю, муж мой, но мне кажется, что такая жизнь была бы приятной. Вспомни свой сон: ты утверждал, что видел меня в облике морского создания.

– Так и было, – задумчиво подтвердил Филип.

– Но я почему-то уверена, что вода отвергнет меня, даже если корабль пойдет ко дну. Каким образом мое бренное тело связано со стихиями, мне неведомо, но я знаю наверняка, что никогда и ни за что не стану плескаться в волнах. Идем, мой милый Филип, уже совсем поздно, и палуба намокла от росы.

На рассвете дозорный с мачты сообщил, что видит нечто на поверхности воды сбоку от корабля. Кранц схватил подзорную трубу, посмотрел в нее и сказал, что это, похоже, маленькая лодка, смытая, должно быть, с какого-то судна. Поскольку на ветер не было и намека, Филип разрешил отправить матросов за лодкой. Некоторое время спустя они вернулись и привели суденышко на буксире.

– Внутри нашли человека, минхеер, – доложил Кранцу второй помощник. – Жив он или нет, сказать пока не могу.

Кранц известил Филипа, который в эту пору завтракал с Аминой у себя в каюте, а затем направился обратно на палубу, куда уже перенесли тело из лодки. Призвали корабельного врача, и тот сказал, что жизнь в бедолаге еще теплится.