Корабль-призрак

Пираты приблизились, пальба их стала прицельнее и разрушительнее, а моряки «Утрехта» пока не имели возможности стрелять в ответ. В конце концов было решено, что лодки должны атаковать проа, иначе никому не спастись. Филип одобрил затею.

Часть матросов с плота перебрались в лодки. Кранц принял на себя командование. Плот отвязали, и лодки устремились вперед. Но стоило им только немного отойти, как вдруг они все развернулись и помчались в противоположном направлении. Филип слышал крики Кранца, видел, как сверкает его клинок, а мгновение спустя первый помощник прыгнул в воду и поплыл обратно к плоту.

Матросы в лодках, озабоченные лишь тем, как сохранить деньги, которыми они набили карманы, сговорились между собой бросить плот на произвол судьбы. Они и напасть на пиратов предложили единственно затем, чтобы получить свободу действий, и как только плот оказался отвязан, исполнили свое намерение. Тщетно Кранц упрашивал их, а потом угрожал. Они принялись угрожать в ответ. И тогда он, убедившись, что все напрасно, прыгнул в воду.

– Боюсь, мы пропали, – бесстрастно произнес Филип. – Силы наши значительно сократилась, и долго мы не выстоим. Что скажете, Шрифтен? – Капитан повернулся к лоцману, стоявшему рядом.

– Пропали, но не из-за пиратов, они-то нам не страшны… кхе-кхе.

Шрифтен, как ни удивительно, оказался прав. Увидев, как улепетывают лодки, пираты вообразили, будто беглые матросы увозят самое ценное, и, вместо того чтобы расстреливать плот, кинулись в погоню.

Они подняли парус, и проа полетело по морю, точно огромная птица. Туземное судно быстро миновало плот, и поначалу казалось, что пираты вот-вот нагонят лодки, но потом вдруг бег проа резко замедлился, а с наступлением сумерек и преследователь, и преследуемые скрылись далеко на юге, причем к тому мгновению, когда все исчезли из виду, расстояние между ними, похоже, оставалось тем же самым.

Плот оказался брошен на милость ветра и волн. Филип с Кранцем взяли плотницкие инструменты, прихваченные с корабля, отделили два крайних бревна и приготовили все, чтобы поутру поставить мачту и распустить парус.

С рассветом первое, что увидели потерпевшие кораблекрушение, были лодки, идущие обратно к плоту, и проа у них за кормой. Матросы в лодках гребли всю ночь напролет и явно утомились сверх всякой меры. Очевидно, они посовещались между собой и решили, сделав круг, вернуться к плоту, дабы отбиться от пиратов, а заодно забрать с плота провизию и воду, чего не было сделано раньше.

Но судьба судила иное: один за другим матросы, изнемогшие от усталости, падали на дно лодок, а пиратское судно настойчиво их преследовало и нагоняло. Лодки в итоге захватили, и добыча, которую в них нашли, превзошла все ожидания пиратов. Едва ли стоит уточнять, что никого из матросов не пощадили.

Все это происходило приблизительно в трех милях от плота, и Филип ожидал, что далее разбойничье судно направится к ним, но он ошибся. Вполне довольные добычей и вообразившие, видимо, что на плоту не осталось ничего ценного, пираты двинулись на восток, к тем самым островам, из-за которых появились накануне.

Вот так те, кто рассчитывал сбежать и бросил своих товарищей, понесли заслуженное наказание, а те, кто мнил, что с ними быстро расправятся, оказались спасены благодаря предательству спутников.

На плоту очутилось сорок пять человек: Филип, Кранц, Шрифтен, Амина, два помощника капитана, шестнадцать матросов и двадцать четыре пехотинца, взошедших на борт в Амстердаме.

Провизии было достаточно на три-четыре недели, но воды имелось в обрез, не более чем на трое суток при обычном расходе. Когда поставили мачту и подняли парус, пускай ветер почти не ощущался, Филип объяснил всем, что необходимо существенно сократить потребление воды. Решили попытаться растянуть запас на дюжину дней, и теперь на человека в день приходилось всего полпинты.

Поскольку плот состоял из двух частей, кто-то предложил отсоединить меньшую половину и пересадить всех на бо́льшую, но это предложение отвергли: во-первых, людей на плоту было немногим меньше, чем в начале плавания; а во-вторых, под парусом длинный плот должен был идти значительно увереннее короткого.

Три дня подряд царил штиль, солнце палило нещадно, и все страдали от нестерпимой жажды, причем больше всего доставалось тем, кто продолжал поглощать спиртное.

На четвертый день задул благоприятный ветерок, истинное облегчение для обожженных лиц и спин. Тут же распустили парус. Плот делал четыре мили в час, и люди заметно приободрились и исполнились надежд. Земля с кокосовыми пальмами проступала впереди все отчетливее, и ожидалось, что на следующий день можно будет высадиться и пополнить наконец запасы воды, которая почти вышла.

Всю ночь двигались под парусом, но утром обнаружили, что угодили во встречное течение и все расстояние, пройденное под ветром, придется преодолевать заново. Ветер, свежевший поутру, к вечеру обыкновенно стихал.

Попытки достичь суши не прекращались четыре дня подряд: к полудню плот подплывал на десять миль к острову, а к утру его относило обратно.