Корабль-призрак

Миновало уже восемь дней пребывания на плоту, и матросы, утомленные и измученные жарой, начали роптать и возмущаться. Они требовали то разделить плот и попробовать доплыть до острова на одной половине, то выкинуть за борт испортившиеся припасы, чтобы облегчить самодельное суденышко.

Беда была в том, что на плоту не оказалось ни обычного, ни шлюпочного якоря, а лодки вместе со всем снаряжением, взятым с корабля, унесло неведомо куда.

Филип посоветовал матросам, раз уж у них при себе столько денег, зашить монеты (долю каждого по отдельности) в парусину и использовать эти грузила как своего рода якоря, чтобы попытаться удержать плот на месте следующей ночью и все-таки доплыть до берега. Но матросы отказались, не желая расставаться с деньгами. По всему выходило, что они скорее распростятся с жизнью, чем с этими монетами, жалкие глупцы. Филип с Кранцем снова и снова предлагали им так поступить, но неизменно натыкались на отказ.

Амина не теряла бодрости и присутствия духа, подавала Филипу ценные советы и утешала его, когда это было необходимо. «Выше нос, Филип, – повторяла она, – мы все еще можем построить хижину под сенью кокосовых пальм и провести в покое остаток своих дней. Кому взбредет в голову искать нас в этом захолустье?»

Шрифтен помалкивал и вел себя пристойно, а если с кем и заговаривал, то лишь с Аминой. Показалось даже, что он воспылал к ней гораздо более дружескими чувствами, чем было ранее. Он присматривал за нею и старался помогать, а Амина часто замечала на лице лоцмана сожаление и грусть – чувства, которых от него никто не ожидал.

Минул еще день. Плот снова приблизился к суше, и снова, когда ветер улегся, его отнесло назад. Матросы перестали слушаться. Несмотря на увещевания Филипа и Кранца, они побросали в воду все съестные припасы и прочий скарб, за исключением единственного оставшегося бочонка со спиртным и бочонков с водой, а затем собрались на отдаленной части плота и стали что-то обсуждать, настороженно и с угрозой зыркая на остальных.

В ночи Филип вновь попробовал убедить матросов, что стоит пустить деньги на якоря, но его опять не пожелали слушать. Более того, матросы прогнали капитана, и он был вынужден уйти на другую часть плота, где для Амины возвели временное убежище.

Филип присел рядом и задумался, решив, что Амина спит.

– Что тебя гнетет, Филип?

– Что меня гнетет? Алчность и глупость матросов, Амина! Они умрут, но не расстанутся ни с одной треклятой монетой! Они располагают средством спасти себя и нас, но не хотят им воспользоваться. У них достаточно монет для того, чтобы сделать дюжину якорей, но нет, они продолжают упрямиться. Ох уж это золото! От любви к нему люди глупеют, теряют рассудок и совершают злодеяния. Воды осталось на пару суток, пускай она выдается по каплям. Только взгляни на эти исхудавшие, измученные тела! Но они упорно цепляются за деньги, которые вряд ли смогут потратить. Болваны!

– Ты страдаешь, Филип, тебя мучают жажда и голод, но я это предусмотрела и позаботилась приберечь для тебя воду и сухари. У меня припасено четыре бутыли. Выпей, Филип, это тебя освежит.

Филип выпил и действительно испытал облегчение, ибо дневные заботы лежали на его плечах тяжким бременем.

– Спасибо, милая Амина, большое тебе спасибо! Мне уже намного лучше! Господи Боже, неужто еще не перевелись глупцы, что ценят металл дороже капли воды в таких вот обстоятельствах?

Звезды ярко сверкали на ночном небосводе, но луны не было. Филип встал в полночь, чтобы сменить Кранца на вахте. Матросы обычно ложились спать где придется, но в эту ночь большинство из них собралось в передней части плота.

Филип размышлял о своем, когда послышался какой-то шум, а голос Кранца сдавленно позвал на помощь. Филип бросил самодельный руль, обнажил абордажный палаш и устремился на звук.

Кранц лежал ничком, а матросы крепко его держали. Вандердекен пробился к помощнику, но и сам был схвачен и обезоружен. «Руби! Руби!» – крикнул один из державших Филипа, и спустя несколько секунд Вандердекен в бессильном отчаянии наблюдал, как задняя половина плота, на которой осталась Амина, отделяется от той, где очутился он сам.

– Ради всего святого! Там моя жена, моя Амина! Спасите ее, умоляю! – кричал Филип, тщетно пытаясь высвободиться.

Амина, подбежав к краю плота, протянула руки, как бы прощаясь. Половины уже разнесло на добрый кабельтов. Филип снова попытался вырваться, а потом рухнул навзничь и замер в неподвижности.

Глава 24

Лишь на рассвете Филип открыл глаза и увидел, что Кранц стоит рядом с ним на коленях. Поначалу мысли путались, он смутно сознавал, что недавно случилось нечто ужасное, но не мог припомнить, что именно. Потом память возвратилась, и он в отчаянии закрыл лицо руками.

– Крепитесь, капитан, – сказал Кранц. – Бог даст, мы доберемся до берега сегодня и сразу же двинемся на поиски вашей жены.