Королева. Последнее восхождение Луны (СИ)

— Для меня - да! — горячо воскликнула девушка, но тут же вздохнула, стараясь успокоиться. Их мелкие с Эдом ссоры, которых никто не видел, но которые все же были, начинались именно так — один из них кипятился, и другой тоже начинал злиться. Маленькие бытовые ссоры, которые не были чем-то серьезным. —Ты не понимаешь, какого это быть… другой. Эдмунд, твоя семья… я вошла в неё изначально с вранья, и хотя я люблю вас больше всех во всех этих мирах, я не могу откинуть чувство того, что я не должна занимать то место, которое занимаю. Чужая, даже когда мы стали парой, я все равно была чужой. Подкидышем, у которой нет истории и нет настоящей семьи, кроме вас, которым меня навязали, — тут она усмехнулась, зло скривив рот, хотя Эдмунд видел, как слезились ее глаза. — Кроме того, ты сам говорил о том, что ничего не должно напоминать тебе о Джадис.

— О, теперь я виноват?

— Я не это сказала, — заметила девушка, потирая лицо, и на пару минут они замолчали.

Эд повзрослел. Он больше не был тем глупым мальчишкой, который постоянно спорил с Беллатрисой Грейс, давая таким образом понять, что она ему небезразлична. Элиз пыталась сохранить серьезное выражение лица, но буря эмоций: страх перед будущим, грусть от того, что она, возможно, больше не увидит этих черных глаз и не услышит его подколов разрывала ее изнутри. Хотелось кричать.

— Хорошо, — сказал Эдмунд. — И что мы теперь будем делать?

— Не знаю. Я хотела, чтобы ты принял решение, — Эдмунд удивленно посмотрел на девушку, и Элиз всплеснула руками. — Я не могу взваливать на тебя подобное и делать вид, что ничего не произошло, как и не могу заставить тебя мириться с этим.

— А, вот оно значит как. Твой единственный вариант - разрыв?

— Нет, конечно, нет! — Элиз вскрикнула, сделав шаг назад от такого страшного, невозможного предположения. — Но… ты меня понял.

— А знаешь, что самое отвратительное? — внезапно спросил Эдмунд, и Элиз услышала в его голосе настоящую горечь. Тут же она осознала, что больше не плакала — глаза резало, как от яркого солнца, но слез не было. —Ты предпочла лгать и изворачиваться, вместо того, чтобы сказать правду сначала. Зачем это понадобилось? Это же…

— Может, потому что я и Джадис не такие уж и разные? Может, узнав о нашем родстве, я стала принимать то, что похожа на неё?

Слова прозвучали резко и неожиданно, и сказаны были с каким-то особенным холодом, и перед глазами Эдмунда встала высокая женщина в меховых одеждах. Он зажмурился и покачал головой.

— Ты не похожа на неё!

— Нет? Почему? — каждый вопрос ударял без промаха, в сердце и юноши, и девушки с одинаковым успехом. — Мы ничего о ней не знаем, я ничего не знаю о женщине, которая оказалась моей матерью! Она могла провести детство и юношество так же, как и я, а потом оступиться.

— Ты видела, что она творила! — и он чуть было не добавил «и я видел, я ей помогал», но так и не сказал. Эдмунд чувствовал бурю в сердце Элизабет, и так же остро ощущал, как сам тонет в ней, настолько крепко он был связан с этой темноволосой красавицей.

— Да, и я ненавижу ее за это, — ровно произнесла Элизабет. — Но проблема в том, что она стала такой в итоге, и где гарантия что и я не стану такой в итоге, —она делает паузу, вспоминая все ее злые шутки на Юстэсом, слова на острове Мертвой воды, и признается только в одном. — Тогда, когда Люси похитили однотопы, я принесла решение, что сожгу их всех, если с Лу что-то случится.

— Это другое! — вскрикивает Эдмунд, и хочет сказать, что он тоже принял такое же решение. Он бы убил каждого, кто причинил бы вред его сестре, и без малейших раздумий снес бы голову тому карлику-вождю. Но эти слова лишь больше разозлили девушку, она буквально вспыхнула:

— Да хватит это твердить! — а она смотрит на его мутные глаза умоляюще, пытается разгадать чего же он прячет за ними? Но не может. Никто не мог, кроме нее. В сердце колет, а горло сушит, от чего он начинает кашлять. Он готов сквозь землю провалиться чтобы не видеть Элизабет и не вспоминать треклятую Джадис. —Другое или нет, но я спокойно приняла решение о том, что убью, а убийство - в любом случае убийство.

— Что ты пытаешься добиться, сравнивая себя с Джадис? — устало спросил Эдмунд. Вот так прошла гроза —простой, казался, разговор с изредка подскакивающим тоном вымотал их обоих до невозможности. — Чтобы я ненавидел тебя? Боялся? С криками «Покараем ведьму!» сбросил тебя связанную в воду? Этого не будет, Элиз!

Тут девушка впервые за весь разговор посмотрела прямо ему глаза. Сияющие сиреневые глаза обожгли Эдмунда, и была произнесена та фраза, которая, наверное, могла заменить весь этот разговор.

— Тогда посмотри мне в глаза и скажи, что ни мое молчание, ни прямое родство с Джадис ничего не поменяло.

Если бы Элизабет спросила, не поменялось ли отношение Эда к ней, то юноша ответил бы сразу и без промедлений. Но вопрос был сформулирован неправильно, и Пэванси молчал, переминаясь с ноги на ногу, пытаясь подобрать в голове правильные слова, но как только набирается смелости, его опережают:

— Вот и ответ.

Эдмунд застыл, словно статуя.

***