Косьбы и судьбы

Довести эту теорию до результата могли только люди…м-м-м… неслучайные. Мораль обывателя, неглубокая по убеждениям, ожидающая от жизни удовольствия, легко принимает своевольные, даже противоестественные причуды «сильных мира сего», любопытствует о прихотях кумиров, но трепещет от негодования перед «системной упёртостью» нищих идеалистов. А ещё толпа обожает собственную неспособность противостоять искушениям, совокуплять образ «великого злодея», одного которого и делает козлом опущения своих собственных грехов.

В за́говорах нет ничего особенного, это просто очень добротная интрига, чтобы нарушить в свою пользу последствия идущих обычным порядком событий. Но первый раз в истории предстояло совершить не только личный захват власти, но и перевернуть весь айсберг общественных отношений. «Насильно осчастливить»? Пожалуй, но сколько раз заботливый родитель убеждает ребёнка поступить против его неразумной детской воли? Что же делать, если то, что естественно в семейных отношениях впервые предстояло сделать в общественных? Неестественно? А убеждать, что царь – помазанник божий, ещё естественно?

Политик– гирька, брошенная на чашку весов с кучей песка. Как бы она не была велика сама по себе, она ничтожна в сравнении со всей горкой, и всё-таки может перевесить чашу на грани равновесия или удержать, но только вблизи этой грани и нужны очень большие события, чтобы сама куча песка стала развеиваться. То, что происходило в России в 1917 году, было «перевешиванием» достаточно неизбежным, чтобы, наконец снять с большевиков ореол злонамеренности, как причины произошедшего. «Санитаров леса» ещё никто не отменял….

Что мы должны ненавидеть? Условия, вогнавшие общество в тупик? Или тех, кто в силу разных причин, как «Эдмон Дантес», проскрёбывался через каменную стену? «Второе» – исключительно личное блюдо по личным мотивам и должно заказываться в отдельный кабинет. Оно ошибочно в историческом описании и должно существовать только как открытый для всех оценочный исторический мемуар, но не как аргумент исторического анализа.

Сваливание в общую братскую могилу под названием «репрессии» всех неисчислимых личных бед, всех жертв массовых расстрелов без признания за этим неимоверной сложности и тяжести установления в такой страшной форме новых «общественных соотношений», в свою очередь заслуживает названия «академического преступления». Ужасная цена, уплаченная народом за выход из исторического тупика, требует осознания. Необходимо не оправдание (причём, очень многие псевдоидейные каратели отведали неправосудия в свою очередь), а мужественное принятие в происшедшем проявления непреодолимой стихии общественной материи-природы. Бесплодные причитания над страданиями, застигнутых бурей людей, вот уж самое последнее дело, совсем не подобающее дельному человеку.

С другой стороны, с каких это пор смерть стала определять историю человека? Она не мешает даже свободе животного. Сознание её человеком лишь даёт ему значение жизни, без этого нет личности. Разве можно даже на минуту представить страх смерти определяющим поведение? Наоборот, допустимый лишь в момент инстинктивного самосохранения, он полностью разрушил бы всю культуру, если бы считался безусловным оправданием. Посильное преодоление страха своему «животу» ради другого лежит в основе человеческих отношений, от любви матери до героизма отца. Но, осознав власть над своей жизнью, неизбежно понимание возможной власти над жизнью чужой. Одной из сокровенных задач культуры – «поднимать планку» соотношения правильного выбора проявлении воли: что допустимо, в каком направлении и для какой цели.

«Глупая» личная честь уходящей аристократии, когда уже никто не мог вспомнить зачем, собственно, надобно стреляться… В России, с её окраинной оторванностью от напряжения «личных обострений достоинства», литераторы особенно любили поставить героя в положение с дуэльным пистолетом в руке, как в «дурацкое». Пушкин, Лермонтов, Толстой, Чехов, Куприн…., вероятно, у большинства русских писателей найдётся такой сюжет. Но ведь многие из них сами…. Глупо даже продолжать.

Первая Мировая война, убито: 10 миллионов солдат, около 12 миллионов мирных жителей, русских солдат около миллиона.

Первые 25 недель гриппа в 1918 году унесли жизни 25 миллионов человек; всего умерло до 100 миллионов человек; в России около 3-х миллионов. Сравнение «не в пользу» войны…, но об этом не вспоминают!

Откуда же этот нескончаемый, беспросветный ужас, что терзает несчастных потомков русских революций? Что парализовало их волю, и они до сих пор заклинают друг друга простым страхом смерти «репрессий», видимо, не в силах взглянуть в глаза правде? Они слабодушно выпихивают вперёд одного-двух, много трёх, назначенных «злодеев», которых затем снова и снова объявляют «народными угодниками»!