Косьбы и судьбы

Если всё же продолжить чтение «Критики практического разума», то выясняется, что Толстой эту книгу не только читал. Но в той части, которая касается интересующей его идеи – воспользовался, как структурной основой своего романа. Вот на «таком» уровне апперцепции, говоря словами Канта, надо содержать голову, чтобы быть таким писателем, каков Лев Толстой!

Печально, что долгое время читатели не могли в полной мере оценить это достоинство произведения, тем более что понимание его оснований даёт ответы на многие вопросы сегодняшней жизни.

Автор-творец, создавая «новое», зависит от признания его работы. Вплоть до возможности заниматься самим этим делом. Но если идея глубока, совершается так много полезной работы, что порой косвенный результат намного превосходит поставленную задачу.

Сочинительство не было для Толстого самоцелью. Ещё только войдя в «художественную силу», он напоминает себе, для чего работает:

«Моя цель – литературная слава. Добро, которое я могу сделать своими сочиненьями» – Толстой Л. Н. «Дневник» 17 сентября. 1855.

Он применял свой дар как метод понимания действительной жизни. Вот это ему нравилось больше всего. Он настолько овладел художественным методом, что сделал из него, как сейчас бы сказали, «виртуальную модель» проверки истинности философских гипотез.

Если в «Войне и мире» он ещё хотел что-то «показать», то в «Анне Карениной» он более уже доказывал. Слава и всемирный резонанс своему творчеству не помог ему воплотить идею «найти-путь-к-счастью-для-всех», но не стоит пенять за несделанное, совершившему более, чем возможно. Что же он проверял в своей «виртуальной философской лаборатории»?

– вся «Часть первая» романа до главы XIV, есть не что иное, как художественное переложение «Критики практического разума»: «Часть первая.

Учение чистого практического разума о началах» – «Книга первая. Аналитика чистого практического разума» – «Глава первая. Об основоположениях чистого практического разума» – § 1 – § 2 с «Теоремой» I, – У-ф-ф!

Проверяется мысль Канта «… предмет…. которого желают… называется удовольствием…. Но ни об одном… нельзя… знать, связывается ли оно с удовольствием или неудовольствием или безразличным…

… основание произвольного выбора всегда должно быть эмпирическим…», «… принцип… на…восприимчивости к удовольствию или неудовольствию… не может иметь одинаковой значимости для всех разумных существ……. не может служить законом…».

Литературное изложение этого вполне обычного и привычного для нас «благоразумного» и «оправданного» житейского поведения, а на самом деле – самого хаотичного перелива желаний происходит на примере всех милых прихотей и грехов Стивы Облонского. Да и всякий нормальный человек этого отнюдь не чужд, обедает-то он с Левиным! Эта тема обыгрывается и в других персонажах.

– с главы XIV этой же «Части первой» романа, начинается разработка § 3,Теоремы II (речь о способности желания), этого же «Учения…о началах», книги первой «Аналитика…», главы первой «Об основоположениях…».

Кант определяет, что может вызывать желание (§ 3 Теорема II): «все материальные принципы, которые… основание произвольного выбора полагают в удовольствии или неудовольствии…. совершенно одинаковы в том смысле, что все они относятся к принципу себялюбия или личного счастья».

Эти два принципа Толстой разводит на две основные сюжетные линии романа, и отнюдь не противопоставленные!

– принцип «себялюбия» – любовь Анны и Вронского;

– принцип «личного счастья», – о котором, как помните, прямо заявляет Левин.

Для философии достаточно. Но художник доставил непреходящее удовольствие и себе и публике, из трёх слов развернув роман.(!)

А можно сказать иначе: Толстой применяет чувственно-объективное доказательство, проверяя тезис на жизнеподобие – пробой развития психологических отношений. В этом показателе Толстой намного превосходит Достоевского, его «художественно-психологические» модели позволяют прощупать верность отправного тезиса предельно глубоко.

По «принципу себялюбия» Кант поясняет (и Толстой подтверждает), что независимо от развития рассудочности человека, если он преимущественно подвержен принципу проявления воли на основе удовольствия (неудовольствия), то ему безразлична природа воздействия, так сказать, Бах или «бух».

Поэтому Анна, несмотря на всё своё действительное превосходство «породы» и бездну женского очарования (недаром Кити так ревнует Левина к встрече с ней!), способна ради любовника оставить любимого же ребёнка. Это чувственная суетность высшего порядка: «ведь определяющее основание…. покоится на чувстве удовольствия и неудовольствия, которое никогда нельзя считать направленным вообще на одни и те же предметы».126

Кант говорит: «ни один человек, если дело касается только удовольствия жизни, не спрашивает, какие это представления – рассудка или чувств, а интересуется только тем, в какой мере и какое удовольствие он может получить от них на максимально длительное время».127