Косьбы и судьбы

Как бы Аврамические религии не расшаркивались притворно друг перед другом при посторонних в своём единобожии единого происхождения, их дела человеческие прекрасно обнажают желание постоянного расхождения и дробления на самостоятельные кормушки, пока у пасты хватает денег на всех. А тут ещё и «всякие якие» с той же претензией на святость…. Толстому для обоснования «своего окончательного для всех» будущего бога, надо было стряхнуть и раздёрганного Аврамического бога и всех богов «других верований», чтобы выйти к единому «абсолюту добра».

Он спотыкается сразу же за первым верным шагом, где заявил себя независимым объективным наблюдателем! Это как раз то, что он любил делать, что он всю жизнь делал…. но что есть неотъемлемое право не только Льва Толстого, но всякого человека, как только он даст себе труд быть свободным! И поэтому не требует никаких доказательств и обоснований.

И затем запутался окончательно: «как праздны и шатки были бы заключения астрономов, не основанные на наблюдениях видимого неба по отношению к одному меридиану и одному горизонту».145

Оставаясь в «религиозных торговых рядах», ему нужно выбрать только одну безусловную «этику добра», притом, что особой разницы в них нет. (Что совершенно естественно и просто не может быть иначе). Не разобрав, к сожалению, причины этого, он решает остановиться на самой близкой ему, как русскому человеку и русскому деятелю. И решает «стянуть» это объяснение, получается, что – псевдонаучным обоснованием.

Но это…. Можно надеяться, что это заблуждение творческой горячки. Ведь всё обстоит прямо противоположным образом и даже Катков это видит! (Вот ужас!). Научное наблюдение основано на возможно достижимом разнообразии положения наблюдателя относительно объекта, вплоть до диалектически противоположных позиций. А он, наоборот, требует «заякориться» на произвольном понятии и «выгребать» от него…. Он сделал ту же ошибку, в которую впадают сами изучатели Толстого, когда хотят понять его «изнутри учения», вывести из него же самого….

Ошибка Толстого, вероятно, неизбежна в том времени – как обычно, объявить «хороший абсолют» лишь своим единоначалием. Он не поверил Канту, который не только уже разошёлся с богом, но и обосновал необходимость выработки этического абсолюта (нравственного императива) каждым человеком своим собственным трудом.

А всё-таки приятно поговорить с образованным человеком деятельного ума! Даже если он смотрит на другое или думает иначе, систематическое сознание вбирает многое из того, что прояснится позже.

«В доме Толстого я попросил показать принадлежавшие ему книги Канта. Двенадцать томов Полного собрания сочинений – в красивых переплетах, аккуратные, нетронутые. Они попали сюда уже после того, как были проштудированы другие, рабочие экземпляры. В этих – следы напряженной работы, загнуты наиболее важные страницы, подчеркнуты абзацы и строки, сделаны пометки. Толстой читал Канта с великим вниманием, размышляя и переживая.

В «Критике практического разума» жирной чертой обведен знаменитый афоризм о звездном небе и моральном законе. «Критику чистого разума» Толстой читал во французском переводе, особенно активно – последние разделы. Мы помним кантовское различение мнения, веры и знания. Это место подчеркнуто, а на полях – «Какой вздор». (Толстому, видимо, не понравилось определение веры как чисто субъективной достоверности.) С кантовской мыслью о том, что только нравственное поведение ведет к Богу, он согласен полностью. «Добро ведет к знанию Бога – всегда» – так резюмирует он содержание соответствующего абзаца, а другое аналогичное место получило высшую оценку – «5 +». Там, где Кант выступает с апологией здравого смысла и утверждает, что «в отношении существенных целей человеческой природы высшая философия может вести не иначе, как путем, предначертанным природой также и самому обычному рассудку», стоит пометка Толстого «Превосходно»».146

Что, не очень похоже творение Льва Толстого на сверкающую гранями глыбу безупречной прусской логики? Да, таков русский гений, зато пробирает насквозь! Он же обещал «удержать в себе смелость мысли и нераздельность мысли, чувства и дела»?… Но, погодите, это ещё далеко не конец и «немцы» сильно удивятся!

Привал II

Кое-что у Канта в «КПР» не понадобилось Толстому, но для нас небесполезно. Как можно было убедиться, заделы Канта это добротный, воистину «философский камень». С его помощью мы быстрей преодолеем очередной рубеж или… с неизбежностью преодолеем, но с очень большими потрясениями.

Потребительство

Оказалось, он предусматривает такой вариант и хладнокровно делает предупреждение:

– «эмпиризм же с корнем вырывает нравственность в образе мыслей (именно в нем, а не в одних лишь поступках заключается то высокое достоинство, которое человечество этим путем может и должно приобрести себе) и вместо долга подсовывает ей нечто совершенно. другое, а именно эмпирический интерес, с которым склонности вообще имеют дело;