Красные валеты. Как воспитывали чемпионов

Сбоку, на подставке — бюст Сталина. И хотя он всего лишь гипсовый, однако, с виду чрезвычайно тяжёл. На просторных погонах — по одной строгой звезде генералиссимуса. И эти звёзды, и пуговицы мундира, и стоячий воротник с лавровыми веточками, и два одиноких знака Героя, — всё выпукло, отчётливо на любой, самый придирчивый глаз. Плакат сверху я знаю наизусть: «Связь с массами, укрепление этой связи, готовность прислушиваться к голосу масс, — вот в чём сила и непобедимость большевистского руководства», — и за кавычками такое родное: «И. Сталин».

Американский тяжелоатлет Пол Эндерсон (1932–1994)

Я учился у наших атлетов и тренеров, но полезнейший урок извлек из опыта Пола Эндерсона. Этот атлет вел себя так, будто рекордов нет, а есть лишь его сила. Смелая работа на больших тяжестях и сам его образ — спокойная мощь, деловитое сокрушение тяжестей — произвели на меня глубокое впечатление. Я многое понял в том, как нужно поворачивать тренировку. Самый сильный человек — это не чемпион мира. Самый сильный человек в спортивном толковании должен, прежде всего, иметь высшие физические достижения вообще, то есть высшую сумму классических упражнений (совокупность усилий) и самую большую из поднятых дотоле на вытянутые руки тяжестей, — значит, абсолютный рекорд в толчковом упражнении. Разумеется, эти условия нигде не записаны. Они выражают характер спортивных состязаний и, на мой взгляд, с наибольшей достоверностью отражают действительность.

Юрий Власов

Кайзер худоват — это из-за увлечённости борьбой. На чемпионате города выиграл все схватки «на туше», кроме финальной. Соперником оказался студент 5-го курса автодорожного института: борец опытный и тоже уже мужской силы. Впрочем, и ему досталось от захватов Кайзера. Студиоз как-то зашёл в кафе и смешался, заметив Кайзера, а потом уверенно повёл подружку к «пастбищному» столику между бюстом и громадным фикусом.

— Сразу виден аналитический ум — вот она, польза технического образования! — одобрил его решение Кайзер. — Любовное ложе, а не место.

— Скажешь, ложе…

Особенно крепки у Кайзера кисти. Читая книги, он время от времени проминает теннисные мячики, и не просто как вздумается, а по своей системе. За три года упражнений кисти обрели неимоверную цепкость. Разжать их не удаётся, а медный пятак он, если не сворачивает в трубку, то перегибает надвое. Кайзер уступает в силе лишь мне и Харитону Воронину.

— Мокрые, — Аня стряхивает стаканы. — Ещё раз помыла. Теперь, как дома, чистые. — Из раскосых глаз её по-прежнему сладко, зевотно грядёт скука.

— Давече не доспали? — участливо спрашивает Кайзер. — Вы гейтс инен?[17]

— А я везде засну. И под радио, пожалуйста. И что за соня? — Аня вытирает руки о подол. Кружит по залу, поправляя стулья, громко говорит:

— Воду я без осадка выбрала, из директоровой.

— Пожалуй, Груня рядом с Аней…

— Не трепись. — Я прячу смущение за рассказом о доверительной беседе майора Басманова со мной.

Кайзер разливает воду. Она девственно прозрачна, без крупинки осадка.

— Стало быть, не убедил тебя наш законник, — Кайзер отправляет ложку мороженого в рот и расплывается. — Полирует зубы! — Ворчит, облизываясь. — Не испортил бы нам характеристики наш первый педагог… Знаешь, временами он напоминает мне вовсе не кобру, а бегущего пса. — И, помолчав, коротко сказал: — По следу.