Красные валеты. Как воспитывали чемпионов

Я опадаю к спинке кресла: руки на подлокотничках — не то, что парты или табуретки! Закидываю ногу на ногу — нас за это ругают: вульгарная поза. Зато приятно, почти как на койке, хотя она и под тонким тюфяком, сплошь изгаженным неоднократным мором клопов — ладно, если только клопов. Каждую осень после отпуска из-за тюфяков сражения. В младшей роте — совсем мелюзга: лет по 7–8. Пускают под себя: с войны у некоторых. Их сразу отчисляют. Однако тюфячки — на годы, пока не выйдет срок. А на лето все сносят в громадный подвальный склад: плоский, низкий и просторный, как вокзал. Вот и успей выбрать, когда отсчитывают на взвод 33. Если бы только в пятнах дело? Выбивай-не выбивай, проветривай-не проветривай, а запах! И одеяла из меченых — тоже с душком. А по цвету — почти одинаковые, сразу не определишь. Старшины и сержанты торопят: быстро получай с помощниками матрасы на взвод и — шагом марш! А во взводной спальне уже ждут, на выбор — секунды! Вроде, как «на шарап», то бишь «хапок»: цапай матрас, какой сцапаешь, обида на несправедливость отменяется. Так же, как лишний кусок жратвы делим: «на шарап!» И рвёшь в свалке среди десятка мечущихся рук. Можешь почти весь урвать — и ты хозяин, обид нет…

Первому чему нас учили в самой младшей роте, тогда всего рот было шесть, мы являлись 6-й — это отданию чести. За пять шагов обязательный переход на твёрдый строевой шаг и отдание чести с резкой отмашкой рукой после прохождения мимо офицера. Нам неустанно повторяли: «Вы не в американской армии, вы в Советской, прежде Русской. Русская армия с уставами, традициями и победами существовала уже тогда, когда в Америке бродили лишь одни бизоны. Она владела высоким военным искусством тогда, когда вдребезги расколотила лучшую армию Европы под началом Карла XII. Она победила лучшего полководца в истории — Наполеона. Покоритель Европы жалко вымаливал у Александра I мира, униженно искал замирения. Американская армия в ту пору ещё пользовалась “пелёнками и сόсками”. Наконец, мы разгромили Германию. Наши бывшие союзники появились в Европе, когда участьГитлера была решена.

Американцы по невежеству стали отдавать честь в помещениях без головного убора. Они просто не знали, что сего нельзя делать, а им никто не объяснил: они жили чересчур далеко за океаном, и вообще Европе было не до них.

В наших армиях являлось законом отдание чести только в головном уборе. Запомните навсегда: к пустой голове руку не подносят!.. В помещение, где военнослужащий находится без головного убора, он отдаёт честь обязательным вставанием и стойкой “смирно”».

Тогда же нам накрепко вбили в голову, что в ответ на приказ командира следует отвечать «слушаюсь» — так принято в Красной Армии, а в Военно-Морском Флоте отвечают «есть»…

В полумраке кафе выделяется белая окантовка погон на мускулисто-раздвинутых плечах Кайзера, а сами буквы-шифр по погону желтоваты и потому тусклы.

— Миша, кто тебе внушает отвращение? — спрашиваю я. — Басманов — знаю. А вот так, из людей?

Кайзер лобасто низит голову, будто собирается таранить меня:

— Задал вопрос… Ну, от торгашей блевать тянет! — И ухмыляется.

— Чему ты?

— Да, вспомнил!

— Не будь жмотом, поделись, Миш.

— Ягужинский на желание Петра I вешать казнокрадов возразил: «Стало быть, ваше величество хочет остаться без подданных!..» Генерал-аншеф Ягужинский с 1722 года генваря месяца и до кончины Петра справлял должность генерал-прокурора Сената. Честнейший был служака, Павел Иванович…

В служебном коридорчике вдруг хрипловато, гнусаво дребезжит музыка. Поди, Аня включила репродуктор.

— Из «Сильвы», — говорю я.

— Не, «Летучая мышь»!

Репродуктор явно издевается, определить автора нам не по силам, Спасает певец Рубан. Узнаём голос и с ним мелодию вальса из «Весёлой вдовы».

Кайзер басовито смеётся: «А забавно у Данте о священнике на лошади: “Два скота под одной шкурой!..”»

А я вслушиваюсь в слова арии, любимая из любимых оперетт.

— Как Юрка доверяет Басманову? — Кайзер ловко удерживает пирамидку в формах. — Согласен, аскетичен, суров к себе…

«К чёрту Басманова!» — Меня обволакивает нега слов и музыки.

— Поза? — доносится откуда-то басок Кайзера. — Аскетичность по убеждению?..

Вальс ещё кружит моё воображение, а диктор уже читает обычные новости, но таким тоном, словно оповещает о наступлении всеобщего и окончательного благоденствия.

— …как Юрка не возьмёт в толк, аскетичность и штучки вроде отцовской заботливости, этакой самоотречённости и патриотической фразы — это не весь Басманов, и это вообще не Басманов!.. — не унимается Кайзер.

В раздаточной бренчат бутылки, тарелки.

Диктор докладывает о великом сталинском плане преобразования природы. Один академик за другим доказывают гениальность плана. Кто-то из них выражает свои чувства стихами. И тут же, из последних силёнок одолевая немощь заезженного и вконец осипшего репродуктора, но всё равно торжественно и проникновенно вступает хор:

Тебя растила тигром мать,Грозой долин, грозой ущелий…