Кристальный пик

«Ага, до первого худо-бедно пригожего поселения, где ты бы снова чихнула и сожгла кому-нибудь лачугу», — парировал Солярис, и та скукожилась от обиды, как изюм. – «Сиди на хвосте ровно и следи за Дейрдре вместе с нашим золотцем ненаглядным. Лучше, если здесь всегда будет оставаться хотя бы один дракон».

Не подавая вида, я ухватилась за костяные наросты на опущенном крыле Сола и подтянулась вверх, усаживаясь между гребнями впереди Кочевника.

В детстве няня-весталка рассказывала мне, будто вёльвы умеют петь так громко, что их слышат сами боги по ту сторону луны. Однако она и раньше любила выдумывать всякие глупости, потому я и не верила, что это окажется правдой. Но, когда мы с Солярисом и Кочевником взмыли ввысь, я была готова поклясться, что слышу глас Хагалаз, разносящийся из Рубинового леса далеко-далеко за его просторы. Это была та самая песнь, начало которой я застала еще на маковом поле, и даже когда мы перелетели Столицу, она не умолкла, будто Хагалаз пела всему Кругу, везде и отовсюду сразу. Как летели по воздуху с теплым ветром ее слова, так летели и красные листья с синими нитями, оплетающие землю под нами тугой паутиной. Жители Столицы продолжали неспешно бродить по улицам, распродавая остатки товара в телегах, нетронутые Увяданием, и никто из них не замечал, что оказался в плену защитного сейда. Даже Солярис продолжал лететь молча, а Кочевник тоскливо оглядывался на замок, на крыше которого осталась его последняя плоть и кровь.

Только нить на моем пальце, — точь-в-точь такая же, как нити сейда Хагалаз, призванные песней, — сдавила костяшку сильнее обычного, и синий цвет ее изменился, васильковый, как небо, прояснившееся после затяжного дождя.

Пахло солнцем, летней грозой и снежными анемониями, пыльцу которых нес с собой ветер с вершин Меловых гор. Сердце в груди заикалось от резких подъемов и снижений, когда Сол пытался облететь оставшиеся клочки пасмурных облаков, и звенья колец на моем поясе гулко позвякивали. Отсюда двускатные крыши домов с угловатыми резными коньками напоминали ладьи, плывущие по Изумрудному морю. Обычно мне нравилось разглядывать их, как нравились и сами полеты, отрывающие тебя не только от земной тверди, но и от насущных забот. Я думала, что буду любить их всегда... Однако сейчас, взирая на кленовые рощи и пастбища родного туата, я не чувствовала ничего, кроме щемящей боли где-то в грудине. Она будто тянула меня вниз, отчего казалось, что и Сол вот-вот начнет крениться к земле под ее тяжестью. Эта боль мешала мне дышать, а на такой высоте правильно дышать всегда было крайне важно. Из-за этого голова у меня быстро закружилась и, поддавшись слабости, я легла Солу на спину животом.

«Не плачь. Прошу...»

Перепончатые крылья, усеянные острыми костяными гребнями и жемчужными чешуйками у оснований, двигались за спиной плавно, как волны. Казалось, Сол не летит, а плывет по небу, прикладывая для этого минимум усилий. Но ключевое слово здесь «казалось», ведь на самом деле мышцы его превращались в камень от изнурительной работы. Для того, чтобы лететь, он напрягал буквально каждую из них. Потому, занятый тем, чтобы поддерживать высоту и скорость, Сол не должен был заметить, как я содрогаюсь на его спине, угнувшись вниз. Но заметил.

Ветер срывал слезы с ресниц и уносил их раньше, чем те успевали потечь по лицу, однако я все равно чувствовала, как намокли пряди волос, выбившиеся из косы. Только косы, заплетенные рукой Матти, держались долго во время полетов, а сегодня я заплетала себя сама. Возможно, я больше никогда не познаю ее руки в своих волосах после того, как она придет в себя и узнает, кто с ней содеял это и почему...

«Виновник произошедшему лишь один, и это не ты».

Я утерла сопливый нос рукавом расшитого кафтана, в котором было жарко в месяц благозвучия на земле, но комфортно в небе, где Колесо года словно всегда немного отставало. Голос Сола в моей голове, напоминающий о том, что он всегда рядом и знает, каково мне приходится, всегда приводил меня в чувства. Но в этот раз его было недостаточно.

— Ты не понимаешь, — заговорила я, когда острая жемчужная чешуя продырявила замшевые перчатки и проткнула кончики пальцев, заставляя ветер уносить вместе со слезами теперь еще и кровь. К счастью, Кочевник уже спал, болтаясь из стороны в сторону за моей спиной, — возможно, потерял сознание от перепадов высоты, а, возможно, просто привык, — поэтому ничего не стесняло меня в выражениях. — Я говорила с Матти накануне. Мы обсуждали ее красоту и мужчин... Я часто шутила на счет того, что нет ничего, чего она не могла бы добиться от них с ее помощью. Мне не стоило так говорить. Вдруг Селен решил, что я завидую ей?

«Руби...»