Большинство критических стрел в адрес социальных движений известны, оправданы и предсказуемы. Да, движения вроде Оккупай «растрачивают энергию на процесс внутренней прямой демократии и аффективной самовалоризации, которые превалируют в таких движениях над стратегической эффективностью и зачастую предлагают лишь некий вариант неопримитивистской политики локализма, якобы противостоящего абстрактному насилию глобализированного капитала с помощью шаткой и эфемерной «подлинности», присущей непосредственности сообществ», как об этом говорит «Манифест акселерационистской политики». Эта критика работает в случае с американским активизмом, но не особо отражает ситуацию в южной Европе и на Ближнем Востоке, где коллективные сеансы терапии не являются приоритетом. Активизму же в Северо-Западной Европе требуется меньше консенсуса и больше наполненных противоречиями дебатов. Исключительность его образа жизни имплицитно служит для многих сигналом, что если не принадлежишь к этому племени, то лучше и не пытаться стать его членом. Проблемой движений в рамках Оккупай была не зацикленность на ритуалах принятия решений, а ограниченная способность создавать коалиции. Это была перформативная ловушка: в какой-то момент интенсивность внутренних дебатов и коллективной аффирмации должна была найти внешнее воплощение, чтобы движение начало взаимодействовать с тем, что ей презрительно. Когда активизм продвигает себя исключительно как контркультурный феномен, способность его идей пересекать границу изначального проблемного поля снижается, что в итоге противоречит слогану о 99 процентах. У киберполитики аналогичная проблема: ей нужно избавиться от своего либертарного и либерального хипстерского образа и политизировать безработные массы молодежи со всего мира, которым не светит кусок гигантской прибыли Google и Facebook, якобы принадлежащих «им» всем. Когда мы дождемся первой пользовательской забастовки, которая потребует положить конец свободному (free)?
Активизм завляет: «Достаточно! Нам надо встать и что-то сделать». В его основе лежит отказ. Просто скажи «нет». Громко кричи, что больше не готов это терпеть. Заяви всему миру, что тебе плевать на них, на тех, у кого власть. Для позитивистского менеджерского класса это трудная задача – они предпочли бы не связываться с шизо-элементом сегодняшнего общества и иметь дело только с разумными и уравновешенными людьми, объединенными в своем желании реализовывать низовые альтернативные инициативы – с идеальными людьми, для которых сопротивление является рациональным выбором, не связанным с телесными или экзистенциальными заботами. В позитивистской картине мира революцией можно управлять так же, как и любым другим событием, где многое зависит от логистики, делегирования и процессов принятия решений (с добавкой в виде неизбежной общественной шумихи). Многие из нас все еще боятся, что любое проявление эмоций в конце концов приведет к сталинизму или фашизму. Бунтарское отчаяние и правда часто приводит к катастрофам и насилию, однако стоит помнить, в таком случае в них всегда оказываются замешаны чужие тайные планы.
Аутопоэзис генеральной ассамблеи [299]
Социальные движения с опытом «генеральной ассамблеи» [300]
заявляют о переизобретении демократии. Акцент делается на новых способах достижения консенсуса среди больших групп избирателей, которые физически собираются вместе. Однако такой опыт «генеральной ассамблеи» порождает свой черный ящик, в котором скрывается то, как коллективные решения реально исполняются. Что происходит после того, как внутри «движения без организации» был достигнут консенсус? И, что также важно, как мы будем оценивать этот консенсус после окончания ассамблеи? Когда из-за выселений и тому подобного воодушевленное и при этом выматывающее собрание больше негде проводить, мы легко поддаемся фантазиям о «перформативности» повторяющегося хора голосов, «согласованных действиях тел», о которых пишет Джудит Батлер [301], и об общественном спектакле, состоящем из оживленных ритуалов по принятию решений в ходе публичной ассамблеи. Вместо того чтобы просто критиковать развлекательный аспект сопротивления и симулированную политику медийных постановок, мы могли бы дополнить ритуалы собрания множеством организационных опор, которые укрепляли бы ту структуру, что лежит в основе движения.