Кривые Жуковского

На город Полина смотрела, но не пыталась ни понять его, ни запомнить. «Зачем они здесь? – думала Полина. – Сделать доброе дело?». Не идут с такими лицами на добрые дела – Полина смотрела на лицо Артема, смотрящего на Жуковский через окно автобуса. Она повторяла себе его слова о том, что это ничего не значит, и уже не могла разобраться, а что бы оно вообще могло значить, если бы Артем не настаивал на своем «ничего».

Может, это значит, что все просто – больному человеку страшно, и он хочет сообщить об этом своей сестре? И благодаря им с Артемом в недалеком будущем они будут обниматься и плакать? Она снова взглянула на лицо Артема и не поверила себе.

Они стояли в хвосте автобуса. Полина к этому уже привыкла. Стоять среди сидящих людей было настоящим адом. Они наперебой предлагали Артему свое место, он долго им отказывал, устав, просто зло молчал. А у огромного окна с видом на убегающую из-под колес дорогу было спокойно. Еще неплохо было, когда от добрых и сидящих людей их отделяла хотя бы тонкая прослойка из стоящих пассажиров. А набитый автобус – так вообще подарок.

Сейчас прослойка была. На прошлой остановке в задние двери автобуса вошла компания студентов. Их было много, они были шумные и тоже не собирались рассредоточиваться по салону. Толпа студентов плотнее прижала их к поручню.

Одной рукой Артем прижимал костыль к поручню, второй держался за него сам. Когда автобус поворачивал, костяшки пальцев свободной от костыля руки белели. Полина хотела бы сказать ему, что толпа удержит. Но Артем никогда бы не стал доверять себя толпе. На очередном повороте его рука оказалась поверх ее руки. Было больно так, как было бы больно пластиковому поручню, будь он живым. Полина терпела.

Артем прижался лбом к ее виску. Он шептал ей в ухо. Полине было так громко, что казалось, слышит весь автобус. Она бы огляделась по сторонам, чтобы убедиться, что это не так, но Артем говорил, и она боялась пошевелиться.

– Это ничего не значит. Даже если здесь его кто-то ждет. Меня все равно нет в его голове. Ни в здоровой, ни в больной. И, наверное, никогда не было. Даже в маминой голове – не я. Там ее сын на двух ногах, там он хороший и веселый мальчик. А я такой, какой есть. Я себя другим не помню. Мне не о чем жалеть. И если мы вместе, в твоей голове я хочу быть собой.

Он убрал свое лицо, убрал руку. Полина даже не кивнула. Как завороженная, смотрела сквозь стекло на незнакомый город.

***

Огонь отвоевал у темноты их лица. В каждом глазу по костерку. Он нашел ее руку, сжал своими сильными пальцами. Их одежды из грубой расписной материи таяли от огня, вязкими каплями стекали по упругим молодым телам. Жгли и щипали. Полина не видела, но знала, что и густой лес за ее спиной преображается. Исполинские бальзы истончаются до изящных кленов, выстраиваются в ряд, под ними селятся скамьи и коврики для пикников. Солнцелюбивый маис из последних сил тянется к небу, ища защиты. Земля делает глубокий вдох и всасывает его в себя. И вот он уже едва достает до колена человеку, некогда искавшему прохладную тень в его зарослях. Тяжелые сочные початки приникают к земле. И человек, протянувший руки к ним, сорвет кабачок и пожарит из него оладьи. Их вигвам становится квадратным домом с черепичной крышей. На вершинах могучих гор прорастают антенны. Пещеры становятся парадными. И преобразившаяся гора растерянно мигает десятками застекленных окон. Бурные реки скованы мостами. Палатка с мороженым и лежаки на берегу Глубокого озера.

Полина не смотрит на свое тело, не желает видеть его бледным и угловатым. Она протягивает руку, чтобы коснуться лица своего вождя. Трясущимися пальцами дотрагивается до его скулы, предвкушает боль. Но боевой раскрас не сходит с его лица. Его не смыть дождем, не выжечь огнем, понимает она. Он, как и прежде, – воин, муж, он – вождь краснокожих.

***

Наверное, Артем наизусть знал адрес. С того момента, как они вышли из автобуса, он ни разу не заглянул в телефон. Шел молча, уверенно, будто каждый день здесь ходил. И Полина заговорить не пыталась. Она была счастливой и уставшей. Она без интереса смотрела по сторонам. Сутки на поезде, пару часов на автобусе, потом еще около часа на другом, а дома, магазины, аллеи такие, как будто бы не покидала пределы родного микрорайона.

– Университет гражданской авиации, – сказал Артем, не повернув лица к Полине.

– Где? – не поняла Полина и завертела головой по сторонам.

– В Ростове.

– А-а, – услышала Полина ответ, запоздавший больше чем на двенадцать часов.

«Бедная моя мамочка, – подумала Полина, – ей придется отпустить меня и туда».

– Летчиком будешь? – спросила она.

Артем как бы прыснул со смеху, но делано, невесело.

– Кто ж мне даст. Болты крутить буду.