Кром. Книга первая

Главный смеется, если можно назвать смехом отрывистый кашель, с брызгами мутной слюны срывающийся с тонких сизых губ.

– Клятву?! Что стоит клятва данная дикарю?! Ты возомнила себя равной мне! Ты жалкий, невежественный потомок этих ничтожных древних Архитекторов, что не смогли сохранить даже свой район! Дура! Ты же не знаешь ни одного сакрама! Твоя Вакана слепа и слаба, как новорожденный орф! Твоя власть среди кучки дикарей смешна!!! Захотела Ночной Колпак?! Ха!!! Отдать такую могучую вещь, чтобы ты могла править своими выродками… ничтожное жалкое применение… Дура!

Малка отползала, перевернувшись на бок, ее пальцы здоровой руки скребли по ножнам.

– Мы спасли тебя!

– Врешь! Я сам спас себя! Врешь! Я гнил пожираемый проклятием, а вы смотрели на меня в окно! Я сам победил его! Я сам проник в него! Оно стало слушаться меня! А вы… Ты… Дура!

Малка крючится на каменном полу, но Главный больше не обращает внимания на нее, на ее попытки, вытащить кинжал, отползти, он просто делает короткий пасс, почти небрежно – сакрам Ангари – Захват.

Малка парализована, движутся только глаза – в них беспомощность, отчаяние и страх. Главный хватает женщину за шиворот и тащит к тому же креслу, где сидит Волод. Несколько витков стальной проволоки охватывают запястья – Малка лежит на полу, руки привязаны к ножкам кресла по правую сторону от фактора.

– Я выпью твою жалкую силу после, – выплевывает Главный. В углах его рта копится темная пена. Старик бормочет, – Объекты – два, изъятие – есть, фиксация – есть, ваканотомия… сейчас начнется, утилизация – не заставит себя ждать… Дура сбила меня. Придется использовать Ночной Колпак.

Донатор вынимает из сумы и водружает на голову шлем со щитком, закрывающим лицо до подбородка и оставляющим глаза – слепыми.

Ночь начинается, не дожидаясь захода солнца. Абсолютная непроглядная ночь. В такую ночь нужно смотреть не глазами. Нужно смотреть не в мир, а сквозь него, за него, видеть надмировое и подспудное.

Волод видит.

Ночь – это тоже океан, океан силы. Он не искрится, не играет, он холоден и спокоен. И в нем холодный разум соединяется с жарким чувством. Сила – это гремучая смесь, состоящая из всего – из всего, что познано и неведомо, из того, что существует и из того, что не может существовать, из былого и грядущего. Сила – это точка, в которую сожмется мироздание, и точка, которая заключала в себе вселенную. Бесконечно большое и бесконечно малое есть суть одно. И в этом одном все времена, все силы, все жизни, все энергии… Воля. Вакана.

Волод вернулся. Он открыл глаза. Он чувствует боль, чудовищную боль, он продирается через нее, он противостоит ей как мощному порыву ветра, идет против секущих вихревых струй, продавливает упругую, толкающую, бьющую влет стену – боль рвет с него плоть, обнажает кости, боль высушивает мозг. Фактор замирает, скрутив в жгут последние остатки сил. Боль не опрокинет его. Он скован, но воля его свободна. Воля готова к борьбе.

Образы. Образы рождает воображение, когда разум и память, и чувства не могут, не смеют показать, то, что показать невозможно. Образы спасают от безумия.

Через предвечную ночь Донатор тянет иглу. Игла полая. Игла готова вонзиться и втянуть в себя чужую вакану. Хобот. Толстый хобот присасывается и начинает пить чужую силу. Тоннель. Гигантский тоннель открывается, чтобы принять в себя полным потоком чужую волю.

Волод увидел в конце тоннеля ворота – гигантские ворота, разверстые, беспечно распахнутые, открывающие путь в чужую цитадель. Волод прекратил сопротивляться, он собрал в комок силу, волю, вакану, разум, боль, злость… и рванулся в сосущий провал.