Кром. Книга первая

Шумел в ушах верховой ветер. Боевые механизмы стояли по краям возле широких парапетов. Часть метательных орудий – аркбаллисты и спрингалды почему-то развернуты и направлены не наружу, а в центр крыши. По углам торчали бартизаны, а два широких кавальера стояли ближе к торцам.

– Вот он – спуск, – Главник махнул рукой.

– Где? – Волод подошел еще ближе к бездне.

Дом был пятиэтажный, он стоял на самом краю скалистого обрыва. Обрыв падал почти отвесно еще на высоту в десять этажей и заканчивался мостовой со вспученным плитами.

– Где же спуск? – Волод оглядывал стену, но ничего не находил.

Малка подошла к нему.

– Приглядись – лестница, вырубленная в стене, идет от окна к окну. Сейчас она в тени. Вон… Начинается за уступом.

Волод заглянул за край.

– Осторожно…

Голову что-то толкнуло под затылок, кажется, совсем не сильно, но череп пронзило жгучее шило – Волод начал оборачиваться, одновременно уклоняясь от невидимой атаки, но не успел завершить движения. Лицо залило черной слизью беспамятства.

Боль – единственное, что существовало. Боль ледяным обручем стискивала мозг, и рвала виски раскаленными клещами. Боль была настолько сильной, что вернула сознание и заставила распахнуть глаза. Звуки проникали сквозь заложенные уши искаженными, режущими, но отчетливыми до пронзающего насквозь спазма.

– …он мог почуять. Поэтому прятался.

– Где?

– Не знаю. Придет. К вечеру.

– Смотри… Очнулся?

– Нет. Не мог. Такая боль.

– Очнулся!

– Не может…

Главник и Малка. Их лица сливаются в одно. Потом разделяются. Главник пропадает. Остается Малка.

– Прости, мой дождь…

Малка сдвинула руки – обвязанная тряпицей сожженная кисть сошлась со здоровой. Руки толкнули что-то упругое, но нематериальное в лицо Волода. Это вакана. И боль. Как стенобитный таран боль врезается в голову и вышибает сознание. Сознание, отброшенное мучительной силой, отлетает, падает, проваливается сквозь каменные перекрытия крыши, сквозь этажи до скального основания дома. Сознание убегает от скованного болью тела.

Боль становится глухой, далекой, саднящей, но терпимой. Нет. Так не пойдет. Нужно вернуться.

Волод возвращается.

Он видит себя и слышит боль. Он видит двух предателей и слышит их страх.

Волод сидит в подобии кресла с подлокотниками раскрытыми как птичья лапа. Волод притянут к нему проволокой. Нити металла бегут через каждую пядь тела от шеи и до щиколоток. Руки лежат на птичьих когтях – каждый палец приковывает к когтю стальная струна. Металл врезан в плоть до белого помертвения ткани.

Солнце сползает по стеночке небосклона, подбитое сжигающей болью. Время без секунд и минут протекает через скрученную онемелую плоть. Боль оглушает. Тело – это большой капкан, мучительной хваткой сковывающий силу, сдавливающий волю. Но сознание свободно. Разум осознает боль, он видит, знает, угадывает ее, но не чувствует, отсекает, прячет. В сердце. Если выдержит сердце. Только бы выдержало сердце.

Из кавальера выходит старик с сумой через плечо. Это Главный Архитектор, Донатор.

Малка и Главник поднимаются навстречу.

– Мы сделали…

– Подождите! Он слышит нас!

Донатор бросается к Володу, склоняется над ним, заглядывает в лицо.

– Нет. Он возвращался, но я ударила его сакрамом, как ты научил. Мы сковали его болью. Он беспомощен. Он не может нас слышать.

Глаза Волода закрыты, дыханья почти нет, пульс прячется.

Лицо донатора очень близко, тонкий нервный нос будто обнюхивает. Волод чувствует глубокое омерзение… нет не чувствует – осознает, ведь тело его – камень, чувства – лед, только разум остался горяч и подвижен. Только разум воспринимает происходящее – Волод лишился чувств, но сохранил сознание.

– Да… Хорошо. Ты сковала его.

Архитектор выпрямляется. Малка стоит перед ним.

– Ты убил?

– Всех. Как договорились.

– Не всех, – Малка отходит в сторону – за ней Главник.

Старик вскидывает руку – черные пальцы протягиваются через пространство и вонзаются в грудь Главника. Черная смерть.

Убийца спрашивает, брезгливо стряхивая мерзкие капли с руки.

– Зачем тебе эти смерти?

– Никто не должен знать, что проклятие можно сжечь. Мне не нужно уничтожать его. Оно хранит нас. Оно дает…

Главный понимающе усмехается.

– Власть… Оно дает тебе власть. Ты хочешь управлять проклятием, а не уничтожать его.

– Это очевидно.

Вечерний ветер налетает порывами, дергает седые космы, теребит плащ – Донатор снимает его, обнажает руки. Руки начинают ряд сложных пассов, они то стремительно движутся, то замирают.

– Подожди, старик! Мне нужен Колпак!

Будто споткнувшись, Главный Архитектор останавливается.

– Ты помешала… Ты помешала мне, дура!

– Дай мне Ночной Колпак, как мы договаривались! Твой человек в обмен на стивенов шлем!

Разгневанный Архитектор наседает на Малку.

– Дура! Мешать мне в такой момент! Дура! Если бы ты не прервала меня! То прожила бы еще пару часов!

Руки Донатора складываются в сакрам Тукман – Удар. Женщина пытается заслониться каким-то неловким движением, видимо тоже пробует сотворить знак, но ее сбивает с ног.

Малка с хрипом пытается вдохнуть. Отбитые легкие с трудом толкают воздух.

– Как ты… ты же дал клятву Архитектора… поклялся Городом…