Кровь драконов

При виде летящих драконов интуиция охотника встрепенулась, и Карсона захлестнул поток эмоций. Ликование и предвкушение заставили его сердце отчаянно забиться. Но он понимал, что ощущает лишь слабый отзвук тех чувств, которые испытывают драконы.

— Седрик! Да что же это за Серебро такое хранится в колодце? Что в нем такого особенного?

— Пока не знаю. Меркор сказал Малте, что у всех драконов от природы в крови есть Серебро и оно помогает им превращать нас в Старших. Но если учесть, как они стремились его найти, ясно, что Серебро им нужно не только для этого. Наверное, мы скоро поймем, что к чему.

Тимара внезапно дернулась, словно ее укололи иглой. В следующий миг то же самое случилось и с Татсом. Девушка дремала у него на плече. Они заснули в атриуме со стеклянной крышей, составлявшем часть здания, где прежде выращивали цветы. Барельефы на стенах изображали гигантские распустившиеся бутоны, каких она никогда в своей жизни не встречала. Татс предположил, что барельефы специально сделаны такими большими, чтобы показать все детали. Помещение располагалось на верхнем этаже здания. Плоская часть крыши была достаточно большой, чтобы драконы могли садиться туда и затем входить внутрь через арочный проем. Лабиринт из кадок и горшков с землей окружал скамейки, на которых в прошлом сидели Старшие. Тимара попыталась представить себе иную жизнь: неспешную, когда у тебя есть куча свободного времени, чтобы целый день напролет любоваться на цветы, — но у нее ничего не получилось.

— Может быть, Старшие ели эти бутоны? — размышляла она вслух. — Наверное, они здесь работали, выращивая съедобные растения?

Вместо ответа Татс прошел к скульптуре, изображавшей женщину с корзинкой, и приложил кончики пальцев к ее руке. На лице его мигом появилось выражение недоумения, а взгляд стал невидящим. Тимара наблюдала за тем, как сознание ее друга уплывает прочь, соединяясь с воспоминаниями каменной незнакомки. Татс прикрыл веки, мышцы его расслабились: он бродил по чужой жизни. Юноша поник, ссутулился и, откровенно говоря, сделался похожим на слабоумного. Тимаре все это не понравилось, но она знала, что сейчас обращаться к нему бесполезно. Он вернется к ней тогда, когда сам пожелает, — и не раньше.

Она едва успела об этом подумать, как Татс открыл глаза. Его зрачки сузились, а потом он моргнул и улыбнулся подруге:

— Нет, ты не права. Цветы разводили просто ради красоты и чудесного аромата. Их привезли издалека, из очень теплой страны, и они могли расти только здесь. А это — скульптура Старшей. Она написала семь книг о растениях, где подробно рассказывается, как правильно за ними ухаживать. А еще эта женщина объяснила, как можно заставить бутоны стать крупнее или улучшить их оттенки и запахи, изменяя состав почвы и добавляя что-то в воду.

Тимара подтянула колени к груди. Скамейки были такими же, как и кровать в ее комнате: казались каменными, но стоило на них немного посидеть, и они превращались в мягкие и удобные ложа.

Девушка изумленно покачала головой:

— Небось эта Старшая посвятила цветам немало времени!

— Да уж, целых десять лет. И заслужила немалое уважение.

— У меня это просто в голове не укладывается.

— А я, кажется, понимаю. Полагаю, это связано с тем, сколько человек рассчитывает прожить. — Татс помолчал и смущенно откашлялся. — Когда я задумываюсь о нас двоих и о том, сколько лет я мог бы провести с тобой, то начинаю ко многому относиться иначе.

Тимара покосилась на него и ничего не ответила, а юноша подошел к ней и устроился рядом на скамье. Какое-то время он пристально смотрел на подругу, а затем лег на спину и уставился в небо, которое виднелось сквозь покрытое пылью стекло. И вдруг произнес:

— Мы тут с Рапскалем поговорили. Насчет тебя.

Тимара напряглась.

— Вот как? — Она услышала в своем голосе ледяной холод.

На губах у Татса заиграла легкая улыбка.

— Ну да. Или тебе больше понравилось бы, если бы мы подрались? Мы оба прекрасно понимали, что до этого может дойти. Рапскаль меняется, вбирая воспоминания древнего Старшего. Он становится… — Татс оборвал себя на полуслове и, немного помолчав, продолжил: — Напористым. — Но Тимара почувствовала, что изначально юноша хотел дать своему сопернику иную характеристику. — И именно у Рапскаля хватило мудрости сказать, что ему не хочется ссориться со мной. Что мы слишком долго были друзьями, чтобы под влиянием ревности вдруг превратиться во врагов.

Тимара замерла, пытаясь проанализировать свои чувства. Ее раздирали обида и гнев. Интересное дело: а саму ее соперники, выходит, попросту не приняли во внимание? Похоже, они пришли к какому-то решению, а ее мнения даже и не спросили.

— И что вы двое надумали? — Она с трудом сдерживалась, чтобы не взорваться.

Татс осторожно взял ее за кисть. Она не стала отнимать руку, но на пожатие его пальцев не ответила.

— Успокойся, Тимара. В отличие от Грефта, мы оба понимаем, что нельзя принуждать девушку сделать выбор. Ты обоих нас в этом убедила. Когда — и если — ты захочешь быть с одним из нас, то так и поступишь. А пока… — Он тихо вздохнул и наконец посмотрел на нее.