Кружевные закаты

Анна не старалась особенно рассматривать новое приобретение Дмитрия, но благодаря исконно женской наблюдательности после нескольких коротких взглядов-очерков углядела все, даже цвет камней в серьгах. Хитрое, словно склоняющее к призыву лицо, выпирающие мягкие скулы. Выпуклости на щеках… Сам вид ее уже был преступлением против безразличия и, быть может, морали, беспокойством для мужчин. Прожигающий взгляд Анны уловил это и загорелся какой-то мрачной торжественностью, застрявшей в зависти и горечи.

22

Ирина цеплялась, караулила Дмитрия, подлавливала как бы невзначай. Играла невинность, рвалась в их семью, всячески давая понять, что для Дмитрия счастье заманить ее в брак. Открыв потаенные, видимые лишь для тех, кто вертелся внутри, отношения, разрушающие каноническое представление о счастливом клане Мартыновых, Ирина осудила. Но, осуждая, вполне довольствовалась своим устроившимся положением.

За чистым плетеным фасадом затерянного в роскоши и, как всем казалось, процветании существования Мартыновых на протяжении лет творилось многое… Но это тщательно замалчивалось. Точно запыленный оборот впечатляющей богатством палитры картины. А, быть может, осиное гнездо.

– Я ему ее советовал в качестве любовницы… Но этот субъект вышел слишком совестливым, оскорбился на меня и променял меня на нашу Аннушку. Что ж, его право. У него, видно, достаточно денег, чтобы связать себя с неимущей. У каждого свои странности… – философски подытожил Дмитрий разговор о родственниках, к которым они решили наведаться и развлечься за неимением более существенных занятий, капризно пожав плечами и ясно давая понять, насколько поведение его приятеля дурно продумано.

Фыркая про себя, Ирина тогда подумала: «Ты ведь истинного моего наследства не знаешь. Почему же ты так уверен, что я принесу тебе большую выгоду?» Кроме не слишком впечатляющего приданого ее семья не могла ничего дать дочери, все деньги уходили на оплату долгов. Дмитрий же всерьез рассчитывал получить после смерти ее отца большое сытное имение.

Восседая на широкой постели в гостевой комнате, Дмитрий Мартынов, новоявленный муж, ни грамма не чувствующий себя таковым, без интереса наблюдал, как жена снимает серьги – капли и бросает их в расписанную вазу. Жена ваяла себя, как художники пишут картины – вдумчиво, любовно, наслаждаясь процессом и полотном, преисполняясь гордости.

– Литвинов едва ли достоин такого цветка, как Анна… – сказал он как бы между прочим.

– Да, дорогой, ты все верно говоришь, – рассеянно озвучила Ирина, покусывая губы перед будуаром.

В Анне чувствовались страх, нужность и возможность подчинения, в Ирине – опасность, лукавство и кокетство, граничащее с насмешкой и перерастающее порой чуть ли не в нахальство и беспринципность (так утверждали иные). Последнее было особенно упоительно для охотника, подобного Дмитрию, за неизведанным и непростым. Столкнувшись с обеими этими женщинами, Дмитрий оторопел и понятия не имел, куда податься.

– Как истинной женщине, ей больше всего интересны…

– Сплетни?

– Истинной, а не мелкой… Чувства. Остальное можно отбросить. – сказал вдруг Дмитрий. – Как ты думаешь, она счастлива с этим Литвиновым?

– Нет абсолютно счастливых браков. Есть браки, несчастье которых не бросается в глаза, – понуро ответила Ирина, не задумавшись ни об интересе мужа к кузине, ни о том, что Николая обычно он звал своим другом.

23

– Люди с какими-то моральными патологиями так или иначе или хотят любви, или любовь отрицают, что изначально наверно, поскольку любовь – единственное, что идет от основы бытия, единственное, на чем все зиждется. Как бы романтично это ни звучало, лишь она созидает – все ее модификации. И от отрицания начала начал у людей и возникают проблемы внутри. Циники несчастны все до единого. Они могут прикрываться собственной непохожестью на остальных «баранов», которым нужно теплое тело рядом, могут острить и сыпать, точно бисером, удачными словесными пируэтами… И все равно они несчастны, несчастны до самой сути, до последней мысли. Зачастую они и не понимают до конца, из чего это произрастает. Мне жаль их.

– А, тех, кто мучается из-за любви к человеку, которому безразличны, вам не жаль? – выпалила Янина и осеклась – слишком это было нахально.

Но Николай не обиделся, а посмотрел на собеседницу с уважением и немым посылом помочь, ведь понял, что она догадалась об отношениях в их семье. Подумать только, эта молчаливая обособленная Яня, гордая, замкнутая и стихийная, как айсберг, которому, казалось, неинтересно ничто внешнее и слишком для нее глупое… Понимала все глубже тех, кто ежечасно обсуждал чужие проблемы и ориентировался в них, как рыба в воде.

В душе Янина едва не жалела, что Николай разменивается на Анну. И в то же время была довольна за сестру, гордилась ей и считала, что это Литвинову повезло попасть в их семью. С момента замужества Анны сестры поверяли друг другу сокровенное много реже, но Янина не особенно расстраивалась из-за этого – они не были зависимы друг от друга.