Крылья голубки

Как бы то ни было, теперь между ними снова возник привычный контакт, тонкая связь, ослабевшая за последнее время. Постоянное присутствие миссис Лаудер оказывало на молодых людей действие намного более мощное, чем они предполагали. Кейт заметила и изящно показала ему это, она была серьезной и взволнованной, немного кокетливой. Конечно, все относительно, и некая тень лежала между ними; однако ее радость обнадеживала. Он чувствовал ее превосходство – и в этот зимний день отвага, сиявшая в ее глазах, подтверждала, что он добьется того, чего хочет. Он подождал, пока она приблизилась, взял за руку, и они пошли туда, где уже бывали и где чувствовали себя счастливыми. Она охотно откликнулась на это предложение. Она заговорила о том, что дома встречаться сложно, о том, как они страдают, и он соглашался, и они оказались в тихом месте, под огромным зимним деревом, к тому моменту, когда их волнение достигло предела.

– Мы затеяли ужасную игру и проиграли. Мы зависим только от себя, от наших чувств, и мы не должны больше ждать. Наш брак исправит все, что было неправильным, и поэтому я больше не в силах ждать. Мы должны только объявить об этом и сбросить груз с души.

– Объявить об этом? – спросила Кейт, словно не понимала, хотя слушала его внимательно, не выражая протеста или смущения.

– Мы можем пожениться завтра, если ты согласна, а потом объявим об этом, как о свершившемся факте. После этого ничто не будет иметь значения. Мы все сделаем правильно, и мы будем сильными. Потом мы будем удивляться собственным страхам, они покажутся нам ужасным безумием или дурным сном.

Она смотрела на него – она принимала его вызов, но от ее реакции у него пробежал по спине холодок.

– Мой дорогой, что с тобой случилось? – спросила она очень тихо.

– Я не могу больше выносить все это. Вот и все, что случилось. Во мне что-то сломалось, и потому я здесь.

Она сосредоточенно обдумывала его слова, но явно не понимала. Когда она заговорила, он почувствовал, что она старается быть предельно мягкой и доброй:

– Знаешь, я не понимаю, что изменилось. Мы так долго были вместе, нам было хорошо, и теперь ты хочешь бросить меня?

Он растерянно посмотрел на нее:

– Ты называешь это «хорошо»?

– Я бы назвала это прекрасным – для меня. И поэтому я здесь, но мне нужна более серьезная причина, дорогой, чтобы совершить сейчас нечто подобное. Я полагаю, что мы вели себя правильно по отношению друг к другу, я не хочу, чтобы мы сделали глупость.

Его охватило отчаяние – она стояла перед ним такая спокойная, такая непреклонная, и он не знал, как и чем тронуть ее, потому что она не понимала его и не хотела понять. У нее были свои причины, глубокие причины, сильное внутреннее чувство, и от этого ему стало дурно. Она улыбалась так странно и незнакомо:

– Конечно, если тебе что-то известно…

Но он даже не догадывался, что она имеет в виду, и смотрел на нее пустым горьким взглядом. Но и это не расстроило ее. Она продолжила:

– Я думаю, дорогой, что ты говоришь это из деликатности, но это слишком для меня. Впрочем, если ты хочешь рассказать мне, что ты узнал…

– И что же? – спросил он.

– Ну, в таком случае я сделаю все, как ты хочешь. Уверяю тебя, нам нужно лишь немного подождать. Я не прошу у тебя ни доказательств, ни обещаний. Я доверяю тебе.

Только теперь он понял – и его словно окатило ледяной волной.

– Я ничего не знаю.

– Совершенно ничего?

– Совершенно ничего.

– Я была бы рада объявить о браке завтра, сегодня, я бы пошла домой и немедленно сказала все тете Мод, если бы идея целиком принадлежала тебе. Я говорю об этом, дорогой, – она опять улыбнулась странно.

Он снова оказался в тупике. Страсть, так стремительно охватившая его с утра, растаяла, израсходованная понапрасну. Идея, которая принадлежала ему или не принадлежала, его неудача и ужас, который пришел на смену уверенности и ясности. Смесь чувств провоцировала гнев, который почти сразу обернулся холодной мыслью, которая вела еще дальше, снова в туман и неопределенность. Она, вероятно, почувствовала это и, поддаваясь собственному импульсу, шагнула к нему, положила руки ему на плечи, и он опустился назад, на один из прежних стульев, где они сидели на свидании давным-давно, и этим жестом предотвратила для него катастрофу. Потому что страсть его вернулась с прежней силой.

III