Кто приходит по ночам?

— Я думаю, я не очень хорошо разбираюсь в людях. Но если бы ты была леммингом, я бы сказал, что, по крайней мере, ты не стараешься быть такой, как все. Ты любопытна, немного авантюристка, иначе не оказалась бы здесь. Хорошо воспитана, но в то же время упряма. То, о чем обычно говорят «себе на уме». При этом очень осторожна и тщательно подбираешь слова, чтобы не сказать чего-нибудь не того — то есть одновременно и смелая, и трусиха. Потому и не успеваешь отвечать на то, что я говорю. Просто какая-то замечательная смесь противоречий! — со странно радостной иронией лемминг закончил свою речь.

Наташа рассердилась такому анализу со стороны совершенно незнакомого лемминга и хотела уже сказать что-то резкое, но опять не успела.

— Еще можно добавить, — улыбнулся старик, — что ты довольно симпатичная.

Наташа не смогла сдержать ответную улыбку. Что-то в том, как говорил лемминг, не позволяло всерьез обижаться на его слова.

— Вы уж извините меня, барышня, — все так же продолжая улыбаться, заметил лемминг. — Я опять сошлюсь на свой возраст, который позволяет мне говорить о людях и о леммингах то, что я о них на самом деле думаю.

После встречи с Карлом у Наташи были все основания опасаться странных стариков. Но с этим леммингом, любившим совать свой нос куда не следует, почему-то возникло ощущение старых знакомых.

— Мне кажется, — девочка улыбнулась так, как улыбаются, когда подшучивают над старым другом, — что когда вы говорите про свой возраст, вы немного кокетничаете.

Старик заулыбался еще шире. Было видно, что ему понравился ответ.

— Наблюдательна. И похоже, умна, — старик проворно вскочил со своего кресла и изящно поклонился. — Кстати, мне давно следовало бы представиться. Амброзий. К вашим услугам.

— Очень приятно. А что, сюда действительно редко заглядывают люди?

— Никогда. С тех пор как здесь колония уж точно. Даже Те, Кто Приходят По Ночам сюда не заглядывают. Мы одно из немногих сообществ, которые не меняют миры. Мы изучаем вселенную иначе.

— С помощью книг?

— Во многом да. С помощью человеческих книг.

Пространство зала наполнял шелест страниц.

— Но в книгах иногда пишут вымысел. Или вообще такую чепуху.

— Я знаю, — Амброзий вновь заулыбался. — По правде сказать, с лемминговыми книгами то же самое. Но возможно, по книгам мы представляем вселенную лучше, чем люди. Потому что смотрим на нее совсем иначе.

Наташа попыталась вообразить, какое представление о мире можно получить только из книг, не выходя за порог библиотеки. А старик тем временем продолжал:

— Истории, рассказанные в книгах, совсем не такие, как жизнь. Книга — это всегда прошлое. Но в то же время прошлого в книге нет: каждая страница — это настоящее. Книга вообще сплошной парадокс.

— Но ведь и в жизни все так же.

— В жизни прошлого тоже нет, но нет его совсем в другом смысле, — Амброзий говорил на свою любимую тему, и видно было, что об этом он может говорить часами. — Прошлое состоит из трех частей. Светлой — это то, о чем радостно вспоминать…

— Вторая темная, — перебила Наташа, — а третья?

— Нет, вторая не темная, — с ироничным укором взглянул на девочку старик. — Темного нет в прошлом. То, что было плохо когда-то, становиться опытом. Опыт — это вторая часть прошлого. А то плохое, что не стало опытом, прячут в глубины самого себя и запирают на замок. Это третья часть. То, что человек или лемминг запрятал от самого себя, потому что не смог превратить в опыт.

— Так вот же она, темная часть! Та, что под замком!

— Можно сказать и так, только это уже не память. Это кладовка, куда свалены, в общем-то, полезные вещи, которые боятся использовать. Мудрого лемминга от немудрого отличает то, что у него нет этой части памяти. Все темное стало опытом. И в прошлом есть только свет и опыт. В этом отношении книги мудрее леммингов. В них всегда только свет и опыт.

— И у вас так? — спросила Наташа. — У вас в прошлом только свет и опыт?

— У меня-то? — захихикал лемминг, потирая руки. — А кто тебе сказал, что я мудрый? Впрочем, я вновь должен извиниться. Ты ведь здесь по делу, а я утомляю тебя своей стариковской болтовней. Бруно! — крикнул он куда-то в ряды книжных полок. И повернувшись к Наташе, добавил: — Мне о тебе рассказывали.

Голос Амброзия, чуть более громкий, чем звук перелистываемых страниц, пробежал над пропастью ущелий между стеллажами, мимо нитей мостов и городов-пирамид, мимо раскрытых и закрытых книг. Лепесток одного из цветков на дереве у дома Амброзия сорвался и упал к ногам старика. Лемминг поднял его и спокойно уселся в свое кресло, накрывшись лепестком словно пледом.

Откуда-то из-за темноты полок показался Бруно. Глаза его были прикованы к лемминговской книжке в руках. Не отрывая глаз от страницы, мальчишка ступил на шаткий подвесной мост, ведущий к саду Амброзия, и зашагал по раскачивающимся доскам, не замечая ничего вокруг.

— Бруно, — вновь окликнул его старик. — У тебя гости.

Мальчишка остановился посреди моста, нехотя оторвался от книги и посмотрел сначала на Амброзия, затем на Наташу.

— А, это ты, — только и сказал он.

Наташа даже рот раскрыла: