Кто ты будешь такой?

Я еще походила взад-вперед по прихожей, в голове мысли все больше запутывались, воевали друг с другом, носились вихрем как сцепившиеся в клубок псы. Потом подошла к телефону и набрала номер Алеши. Он поднял трубку на первом гудке, точно караулил этот звонок. Я готова согласиться, сказала я, если мне гарантируют, что М. утвердят на обещанную ему роль. Алеша сказал, что он ничего гарантировать не может. Велел ждать, никуда не уходить, он скоро подъедет. Через полчаса я сидела в машине Алеши и писала под его диктовку три записки, М. должен был их получить с разницей во времени. Чтобы не обратился в милицию, пояснил Алеша. Я кивнула, пока другая я онемела от ужаса моего поступка. Барса, мокрая и грязная после прогулки, сидела на подстилке на заднем сиденье и дышала мне в затылок. Теперь у моего предательства есть запах, точнее, целый букет – это запах мокрой псины, ее горячего дыхания, дождя, начавших гнить листьев и грейпфрутового ароматизатора в машине.

Ты решила, куда хочешь на это время, спросил Алеша. Мы устроим тебя в любом месте. Я ответила, что подумаю и скажу завтра или послезавтра. Он убрал написанные мной записки в карман джинсовки, и мне сразу захотелось вытащить их и разорвать. Открыл дверцу. Жду тогда твоего звонка, сказал он, надеюсь, это будет в ближайшие дни на этой неделе. А гарантии, спросила я. Алеша засмеялся, выпроводил меня и уехал.

Я поднялась в квартиру и взяла документы. До сих пор не знаю, что совершила: глупость, предательство или самопожертвование? И до сих пор не в курсе, выполнил ли этот мерзкий старикан свою часть уговора? Все-таки я идиотка.

Наблюдала, как белка в школьном дворе грызла орех. Двое мальчишек дали ей целый грецкий. Ничуть не удивившись его размеру, схватила обеими лапками и вонзила зубы в костяную макушку, принялась переворачивать ловко, как мяч. Не прошло и минуты, как орех распался в ее лапках надвое. Белка по очереди занялась половинками. В какой-то момент показалось, что она грызет меня и вот-вот от меня ничего не останется.

Сегодня попыталась объяснить А.И., что я натворила. Иносказательно, конечно. Слишком стыдно признаваться, на что я повелась. Она выслушала меня, потом сказала: спроси себя честно, почему ты это сделала. Каков был твой мотив? Это должно помочь. Вытяни эту одну струну и держись ее. А прочие мысли гони прочь. Мы не можем управлять всем, что происходит, мы отвечаем только за свои мотивы, по которым совершаем поступки. Я думала об этом весь вечер. Мне кажется, что я сделала то, что сделала, ради М. Значит, могу выдохнуть?

Я еще не бросилась под поезд, как Анна Каренина, только благодаря А.И. Время вечером с ней – самое лучшее. Самое худшее – ночь. Когда я одна. И тикает будильник. Как тогда, в детстве. Засыпаю только под утро, всю ночь боюсь, что, если закрою глаза, усну – деревья из парка проберутся по склону холма, залезут в окно и поглотят меня. В библиотеке весь день клюю носом.

Училки смотрят на меня косо. Не могу и не хочу с ними общаться. Обедаю за теми же столами, что и ученики. Все равно я тут на год.

Схожу с ума от того, что не могу прикоснуться к М., не могу почувствовать его в себе. Ничего не знаю до сих пор: утвердили его или нет. Вообще ничего о нем не знаю с того дня. Это ж надо иметь такое самомнение! Это я про себя. Поверить, будто то, что я делаю или не делаю, может как-то влиять на действия этого старикана. Снова склоняюсь к мысли, что К. просто хотел избавиться от меня. Сегодня в библиотеке читала про яды в энциклопедии.

Сорвалась и поехала в Москву. Но вовремя опомнилась. Впрочем, узнала, что М. жив-здоров. А ты что хотела?

У Жуковских висит та самая фальшивая картина Грабаря. Ну, то есть репродукция. Когда я смотрю на нее, думаю о Тропике. Вот кто бы вывел меня из этого морока. Подсказал бы, что делать. Наверняка назвал бы меня дурой за то, что не воспользовалась предложением режиссера и не провела этот год где-нибудь в Венеции. Тропик, где ты? Прости, что втянула тебя в историю с выставкой. Надеюсь, что все уже нормально. Надо спросить у Два Андрея про него и Киру.

Иногда случаются такие дни, как сегодня, когда я полностью и бесповоротно уверена, что поступила правильно. На сердце делается тихо, легко, хотя и немного грустно. Сегодня вышло солнце, снег скрипит под ботинками, как в детстве. Я шла на работу в библиотеку и ощущала в себе что-то вроде благодати. С такой благодатью, наверное, отшельники или монахи живут и радуются простым вещам: утру, чистой воде, куску хлебу. Весь день чувствовала этот свет внутри, вспомнила, что такое радость, покой. А к вечеру сомнения снова набросились на меня, как орда голодных крыс, вонзили свои бесчисленные острые зубы.