Культурный дневник 04.06.2013- 30.01.2013

– Я с этим сталкивался. Дело в том, что существует образ Поплавского, образ человека очень верующего и преимущественно христианского. Он действительно был верующий, но его христианином назвать было невозможно, его вера не опиралась на какое-то одно конфессиональное представление. С другой стороны, люди, которые занимаются или интересуются авангардом, не воспринимают его опыты в этом направлении как что-то мало-мальски интересное или серьезное, рассматривают как что-то факультативное, временное. Ну да, была дружба со Зданевичем, да, Зданевич повлиял, да, увлекался футуризмом... Такая попытка отгородить созданный образ от всего, что в этот образ не вмещается. На самом деле оказалось, что в этот искусственный образ не вмещается очень многое. И после издания всего его наследия будет ясно, что образ надо менять, а, может быть, не стоит создавать какой-то окончательный образ в принципе...

– То есть публикации продолжатся?

– Я в этом уверен. Московская часть архива тоже не вся опубликована. Есть несколько десятков тетрадок с дневниками, из которых опубликована лишь малая часть. Стихов там больше, чем опубликовал я или другие исследователи. Будут публикации и прозы, потому что, кроме двух известных романов, существуют еще варианты набросков к ним, вариантов других текстов. Существуют не разобранные совсем и никогда никем не открывавшиеся тетрадки, записи его мыслей, анализы прочитанных книг, которые соседствуют с конспектами этих книг. Много рисунков, он же начинал как художник. В 20-е годы Поплавский занимался именно живописью, старался выставляться. Потом занялся преимущественно литературным творчеством, но продолжал рисовать на полях рукописей. Это довольно любопытные вещи, часть я пытался воспроизвести в книжке "Орфей в аду", немножко есть и в новой книге. Была надежда сделать альбом его рисунков. Но это дело трудное и дорогое. 

Рисунок Бориса Поплавского, 1920-е годы– Стоит отметить опубликованный в приложении к вашей книге план, составленный Поплавским: сборники стихов, которые он сам хотел бы издать.

– Да, это план собрания сочинений. Это было сделано в начале 30-х, когда он все свое поэтическое творчество делит на несколько книжек по периодам: там ранние стихи есть, потом то, что он называет "Русский дада", выделяет сюрреалистические, автоматические стихи. Дадаистский период очень плодотворный, он оказался практически за пределами всех публикаций. Четвертая книжка восстанавливает в значительной мере и эту часть.

– В сборник вошли и наброски, незаконченные тексты…