Кузнец. Золотая Орлица

Они уже пытались построиться — без толку. По строю-то я и поехал. Один налетел сбоку и я наконец-то с наслаждением приложил его молотом в челюсть. Копье сломалось о доспех, но я это только отметил про себя.

Эх, наше чёрное знамя, — теперь с воодушевлением орали и остальные — Эх, пропадай вместе с нами.

Принц вылетел из шатра, но так и не убежал. Он даже, кажется, орал что-то — но отпрыгнул на мою сторону, где я и приголубил его молотом. А с холма трактор пошел в лагерь сам, набирая скорость, отфыркиваясь паром, рассыпая искры, под бодрую и злую песню.

В этом месте я понял, что сзади орут. Орали, если так можно выразиться, две независимых речи.

— Куда, … мать вашу …уки, Божьи дети, поперлись без догляду Святой Матери Церкви?! — трубный бас епископа нашего в рупоре не нуждался. — Прокляну, да стойте же …утые!!!

— А-А-А, — орал непонятно кто, солируя во втором хоре — Наддай, Жучило, они ж ща всех там без нас прикопают!!!

— Ну …ские …аки!!! — начал я. — Кто еще тут …улся …ом по …де и …ором тут… …?!

За спиной стукнула тетива баллисты, и я краем глаза увидел как болт толщиной чуть-ли не в руку сносит с седла тяжеловооруженного рыцаря, собравшегося разогнаться для атаки.

— Его Светлость герцог Люгге говорить изволит, дебилы вы конченные! — рыкнул сзади Жила. — Всем, …ять, слушать!!!

* * *

Тут-то Алиенора Аквитанская, королева двух королевств, мать четырех королей, вдруг, беспощадно пачкая дорогую охотничью перчатку, взяла кованую полосу и вполне умело прошлась по ней барад-дурской щеткой.

— Скажи-ка мне, мастер-кузнец, — спросила она, осматривая конец полосы. — А плуг кто-то тут пробовал сковать из этого металла?

У мастера Фелье появилось неприятное ощущение, что врать ей не надо. Мадам, кажется, в деле понимает кое-что.

— Да, мадам…

— И что же? Покупают?

Плуг получился дерьмовый. И закалка кромки ничего не дала.

— Нет. — буркнул Фелье, мысленно махнув на себя рукой. — Не продавали. Не получился.

— Ясно. Что же, мастер, спасибо за честность. Я это ценю…

— Вот так, госпожа, как ты можешь видеть — мы готовы.

Госпожа молчала, а король смотрел на неё.

— Почему? — вдруг спросил Его Христианнейшее Величество Генрих.

— Зачем ты его держишь, сын мой? — спросила Золотая Орлица без какого-то уточнения.

— Считает быстро.

— Думать не умеет.

— Матушка, не томите…

— Достойное оружие и доспехи, сын мой, по-прежнему делаются только из той стали, что поставляет Анри. А железо с копей твоих кузнецы и оружейники честно пускают на копья и мечи твоих солдат. Поскольку…

— … стали столько, сколько Хряк её поставляет. Хорошая — это такая, какую он нам отдает. Проклятье. — король уперся кулаком в стену и уставился в окно. — Не вышло.

— Э-э-э… Ваши Христианнейшие величества, но если наш недруг столь глуп…

— Глуп у Нас. — негромко сказал Луи, не оборачиваясь. — Ты. А Анри Стальной Вепрь не может быть глупым. Мы получили то, что он нам дал. И еще и заплатили за это вдвое. А армия наша вооружена дерьмом — то есть ровно тем, что у него шло поверху да на остаток. И — дайте угадаю — инструмента его цехов мы не видели вообще…

— Армии у нас много.

— Что мы будем делать, матушка, если не получится?

— Поеду к нему просить о мире.

— Думаешь, примет?

— Смотря с чем поехать, сын мой…

— Нет, но какие-же сволочи!! Всех казню!

— С кем останешься, сын мой? Не делай глупостей. Сверх меры.

* * *

Ее вели через залы. Воины в тяжелых пластинчатых доспехах стояли с открытыми забралами у каждой пары широких дверей и смотрели на неё как… как на незначащую тетку.

Окна, забранные цветными стеклами. Чистые полы — он всегда любил чистоту. Тепло.

Последней в ряду оказалась комната с боковыми дверями, в которой стояло за конторками три человека — два юноши и один пожилой писарь, а у боковой двери. Мальчишки уставились на нее с восторгом, но “писарь” поднял глаза и они моментально уткнулись в свои письма.

— Как доложить? — спросил старший у её конвоя.

— Алиенор, королева.

— Ожидайте.

Её даже не спрашивали ни о чем. “Писарь” вошел в боковую дверь без стука, дверь тоже открылась бесшумно. Входя, этот “привратник” не поклонился, но всей фигурой изобразил извинение, почтительность, уважение. Надо же какой… гибкий.

— Вас просят.

Анри-Кузнец не сказать, чтобы постарел. Он поседел, он… заматерел. Был молодой кабанчик — а стал Вепрь. Стальной Вепрь. Он сидел за большим, винно-красного оттенка, темным столом с блестящей ровной поверхностью. На столе лежали свитки, стояла чернильница и два больших шандала со свечами. Окна в зале были с цветным верхом и прозрачным огромным низом, так что на полированном полу с каменными узорами как будто цвели два диковинных цветка.

Он не встал.

— Госпожа Алиенор, королева, — не “моя госпожа”. Почему-то это царапнуло. — Здравствуй и радуйся! Садись, пожалуйста. Рад видеть тебя — у меня редко бывают столь прекрасные гости.

Оказывается, его помощник уже внес ей кресло.

— Здравствуй, Анри-Кузнец.

— Как добралась? Тебе не доставили неудобств?

— Меня доставили как мебель. Проследив, чтобы не поцарапать.