Квиллифер

Я прибыл в Хауэл, немного опередив саму Берлауду, которая торжественно въехала в город, чтобы встретить своих приверженцев и взглянуть на армию. Артиллерия занималась организацией салюта, двор в резиденции барона покрывал слой пороха, распавшегося на составляющие части и теперь требовавшего ручного смешивания. Я не хотел, чтобы меня взорвали, и старался держаться подальше от пушкарей.

Я развлекался, разглядывая достопримечательности Бонилле. Когда-то он принадлежал империи, и многие прежние имперские структуры сохранились. Больше всего имелось храмов, но остался также и действовавший водопровод, театр, вмещавший две тысячи зрителей, базилика, полная самых разных лавок, части городской стены, стадион на противоположном берегу реки. Я повидал все, что представлялось мне интересным, но избегал стадиона, ведь там под охраной содержали армию Клейборна.

И вот наступил день смотра. Огромные пушки, переданные его светлостью Раундсилвером Короне, выставили вместе с остальной артиллерией, я сидел в седле дикого скакуна Неистового и выглядел настоящим воином в своих помятых доспехах между этими двумя громадными бронзовыми оружиями. Я поднял меч, чтобы отсалютовать, когда Берлауда проезжала мимо в своей карете, и залюбовался ее светлыми волосами, сиявшими в лучах майского солнца; красивое лицо королевы сохраняло неизменную безмятежность. Рядом с ней ехал рыцарь-маршал, который на сей раз избавился от меховой накидки, а его небесно-голубой наряд был усыпан самоцветами и расшит серебряными нитями. Камзол он украсил приносившими удачу амулетами, и я не сомневался, что чувствовал себя превосходно под их защитой. В армии ходили слухи, что он станет маркизом и получит земли из владений герцога Адриана. Ни он, ни королева никак не показали, что узнали меня.

Флория, сводная сестра Берлауды, с группой придворных дам находилась в следующей карете. В этот торжественный день принцесса надела темно-красное платье с алыми королевскими вставками, алая шляпка была сдвинута над карим глазом, темные волосы собраны в пучок на макушке. Она привстала и повернула голову в мою сторону, когда карета проезжала мимо, и даже приоткрыла рот от удивления, а потом рассмеялась, не в силах удержаться, и опустилась обратно на сиденье.

Вне всякого сомнения, она вспомнила шутку о пудинге с корицей.

На следующий день после смотра состоялся грандиозный день памяти лорда Уттербака.

Граф Венлок поставил гроб с телом героя в самом большом храме города, с низким фронтоном и украшенном колоннами с каннелюрами. Теперь храм использовали для лекций, публичных чтений и концертов. Королевский штандарт из повозки Карросиро, который я положил на тело Уттербака, щит на белом фоне с золотой нитью и галунами, накрывал гроб. Аббат со звучным голосом произносил поминальную молитву – тот самый, что обращался к толпе, когда короновали Берлауду. Рыцарь-маршал стоял в своем небесно-голубом костюме, и внуки поддерживали его с двух сторон под локти. Ее величество посетила службу в честь победителя, который укрепил ее трон, как и многие другие придворные. На этот случай она надела шелковое платье цвета сливок, что считалось траурным нарядом для королевы.

В храме находились ветераны Весов Экстона, часть из них имели ранения и опирались на костыли, или их поддерживали друзья. Они гордились своими повязками – истинными вестниками победы. Впрочем, большинство не допустили в храм, оставив в молчании стоять перед входом.

Я пришел вместе с Липтоном, который надел офицерскую перевязь, и ему позволили войти в храм, а он провел с собой меня. Я был в доспехах, с мечом на боку, шлем я держал в руке. В знак траура я приколол к вороту побеги розмарина. Меня мало волновало, что граф Венлок бросал в мою сторону злобные взгляды, я пришел для того, чтобы проститься со своим боевым товарищем и другом, почтить его мужество и победу.

Я стоял в задней части старого темного храма, меня окружали аромат ладана и громкое пение хора, пока аббат, маршал и Венлок восхваляли героя Весов Экстона. Я не узнавал человека, о котором они говорили: решительного и безупречного титана, стремившегося соответствовать военной доблести своих предков, – и подумал, что человек, оставшийся в моей памяти, наделенный сардоническом чувством юмора и философским отношением к жизни, был гораздо интереснее и, возможно, достойнее, чем статуя из слоновой кости, воздвигнутая избыточной риторикой.

Я не рассчитывал, что меня упомянут, так и случилось, но испытал диковинное ощущение, когда меня вычеркнули из истории лорда Уттербака.

Запели трубы, раздалась барабанная дробь, Венлок надел круглую, украшенную лиственным орнаментом шапочку и вышел из храма, а за ним шестеро мужчин, в том числе лорд Баркин, вынесли на плечах гроб. Не думаю, что Венлок заметил меня в толпе скорбящих.

На площади Курзон гроб поставили в фургон, чтобы доставить в городской порт, откуда его перевезут по Дорделле в Бретлинтон-Хэд, а оттуда морем в Этельбайт, где похоронят возле дома предков, в нескольких лигах вверх по реке от города.