Лед и пламя

Улыбка Нила вдруг показалась ей искусственной. Она разоткровенничалась, и теперь ей нельзя было не добавлять ни единого слова, иначе Нил поймет, что Скотт был не ее детской первой любовью, а самым настоящим его потенциальным соперником. Тогда он стал бы ее ревновать, возможно, был бы несчастен и не счел бы нужным хранить ее тайну. Эта перспектива была настолько ужасна, что ей пришлось солгать, хотя она ненавидела себя, когда ей приходилось это делать.

– С чего ты взял? Я думала о твоем подарке. О том, что за всем этим стоит.

Держа коробочку открытой, она не прикасалась к кольцу. Тогда Нил его вынул и взял Кейт за левую руку.

– Примерь и скажи, подходит ли оно тебе, нравится ли…

– Оно изумительно, Нил.

Кольцо плотно прилегало к ее безымянному пальцу, а бриллиант сверкал нестерпимым блеском.

– Чтобы ты смогла его носить, – напомнил он, – я должен сначала поговорить с твоей семьей.

Не видя больше выхода из создавшейся ситуации, она попыталась хотя бы выиграть время.

– А пока я хотела бы оставить его у тебя.

Сняв кольцо, она положила его в футляр и закрыла его.

– Я только прошу тебя дождаться моего дня рождения.

– Почему? Это же ничего не меняет!

Он улыбался, пребывая на верху блаженства, что она не отвергла его предложение. Очень нежно, слегка покровительственно, он обнял Кейт, прижав ее к себе.

– Могу я поцеловать мою нареченную? – шепнул он ей на ушко.

Чувствуя, как у нее холодеет все внутри, она позволила ему это сделать.

* * *

Мэри старалась держаться, но ее состояние выдавали бледность и осунувшиеся черты лица.

– Я хочу покурить, – сказала она.

Сопровождаемая Скоттом, который нес ее дорожную сумку, она вышла из здания аэропорта и пошла в одну из курилок. Взяв зажигалку, она сама ощутила, что ее руки дрожат.

– Тебе холодно? – удивился он.

– Нет, я просто немного нервничаю. У меня пересадка в Лондоне, а потом мне придется довольно долго ждать вылета в Лиссабон.

Несколько минут назад она зарегистрировала два больших чемодана, которые свидетельствовали о том, что она уезжала на долгое время. Перед тем как выйти из своей квартиры, куда должен был прийти Скотт, чтобы отвезти ее в Эдинбург, до последнего мгновения она не теряла надежды. Но он нисколько не стремился ее удержать, даже наоборот, показался ей довольным и немного игривым. По его мнению, Мэри сделала правильный выбор, и он ее с этим поздравил. Как мог он быть таким равнодушным к ее отъезду? Их разлука должна была продлиться несколько месяцев, а он вовсе и не намекал, что приедет повидаться с ней в ближайшие выходные. Впрочем, он почти ни о чем серьезном с ней не говорил во время дороги.

– Дашь мне знать, дорогая, как ты там устроилась?

Она лишь кивнула, бросила окурок в пепельницу и тут же зажгла вторую сигарету. Устроилась! Он должен был попросить ее позвонить, как только она приземлится, а потом, когда доберется до места. Неужели ему было абсолютно все равно, удастся ли ей там найти подходящее жилье, а главное, как она переживает разлуку с ним! Неужели он не видел, что она находилась на грани отчаяния? Она снова закурила, и если бы могла делать то, что ей сейчас хотелось, то начала бы обгрызать себе ногти.

– Когда ты рассчитываешь ко мне приехать? – спросила она, не сумев удержаться.

Мэри задала ему именно тот вопрос, который поклялась не задавать ни при каких обстоятельствах.

– Ты же знаешь, какая у меня сумасшедшая работа, – сказал он.

– Это не ответ!

– Мэри…

Он протянул к ней руку и погладил ее по щеке.

– От нашей разлуки я чувствую себя больной, – выдохнула она с трудом.

– Мы это уже обсудили и обо всем договорились.

– Возможно, мне кажется, но ты ведешь себя со мной как посторонний… Похоже, что ты провожаешь не очень близкую знакомую и вежливо дожидаешься момента вылета.

Он покачал головой, посмотрев куда-то в сторону. Она ненавидела себя за эти запоздалые упреки, которые ни к чему не вели. Какого черта она за него так цеплялась? До знакомства со Скоттом она больше всего ценила свою карьеру, независимость. Она любила чувствовать себя свободной, победительницей, готовой любить, но только не чувствовать, что ею пренебрегают, что ее больше не замечают. Когда она видела других женщин, которые подчинялись во всем воле своих супругов, забывая о собственных желаниях, она понимала, что такая роль ее не устраивает, что она – совсем другая: более свободная, более уверенная в себе, чем они. Однако она ошибалась. На самом деле она охотно разорвала бы этот контракт с Португалией, и, если бы ее не останавливали сейчас остатки гордости, она готова была бы отдать все за нежное слово или ласковый жест Скотта.

– В твоей жизни есть другая женщина?

Переключив наконец внимание на Мэри, он посмотрел на нее с любопытством.

– Если бы это было так, я бы тебе сказал. Я не из тех мужчин, которые ведут двойную игру. Мне казалось, что ты меня лучше знаешь, Мэри.

– Тогда почему у нас все уже не так, как раньше?

Эту жалкую, банальную сцену Мэри устроила только для одного – чтобы Скотт сжал ее в объятиях, произнеся единственное слово, которое ей хотелось услышать: «останься».