Лед и пламя

– Да будь ты хоть чуточку понятливее! Ты утверждаешь, что он хорошо воспринял эту новость, но, когда вы были вдвоем, у него просто не было выбора. Если бы ты знал, как он на меня смотрит, когда ты поворачиваешься к нему спиной!

– Ты сама все это придумываешь. Сначала он не одобрил наш брак – это правда.

– И терпеть не мог моих детей!

– Он обожал Кейт с первого дня, а теперь он очень сблизился с Джорджем.

– Но с Джоном у него отвратительные отношения, ты не можешь этого отрицать.

– Джон сам виноват в их плохих отношениях.

Амели подняла глаза к небу, но, как всегда, она не успокоилась на одном Джоне, против которого Ангусу не имело смысла ничего говорить.

– В данном случае я не имею в виду моих детей, а именно нашего ребенка, который у нас родится. Совершенно невинное, беззащитное существо. Если с тобой что-то случится – ты заболеешь, произойдет несчастный случай на охоте или что-нибудь еще, – каковы будут права нашего ребенка? А мои? Я не знаю, каков правовой статус супруги у вас в Шотландии, но Скотт быстренько поставил бы меня на место! Ты должен защитить нас, Ангус, нашего ребенка и меня. Никогда бы я не попросила тебя сделать этого до своей беременности. Деньги меня не интересуют, я не алчная. Жить рядом с тобой – достаточно для моего счастья, говорю тебе от души. Но я, как львица, отношусь к своим детям и готова на все, чтобы защитить их, если кто-нибудь захочет причинить им зло.

Ангус старался сохранить лицо невозмутимым, но на самом деле он испытал шок от этого разговора. Таким образом, предположения Скотта оказались верными? Еще осталось совсем немного до того, как Амели произнесет роковое слово «завещание», призывая составить его в свою пользу. Должно быть, она ощутила его внезапный дискомфорт, поскольку весело рассмеялась, с хорошо отработанной небрежностью.

– Ты знаешь, что шотландцы пользуются репутацией скупцов? Скупость – это такой же символ для шотландца, как берет или французский багет для француза! Но кому, как не мне, знать, что ты – самый щедрый и добрый из всех людей на свете. Ты так меня балуешь, никогда не упрекаешь за излишние расходы, и вопрос денег никогда не считался между нами запретным. Именно поэтому я без всякой задней мысли и заговорила об этом с тобой. Естественно, ты поступишь так, как сочтешь нужным, так, как это покажется тебе справедливым. И все-таки я уверена, что лучше было бы свои решения доверить бумаге, потому что слова иногда имеют свойство улетать.

– Ты считаешь, что я должен составить завещание в твою пользу? – нейтральным тоном спросил Ангус.

– Тебе решать, дорогой. Но если ты преждевременно… и пока наш ребенок не повзрослеет, кто же будет за ним присматривать?

Она по-прежнему крепко сжимала его руку, словно чтобы придать ему решимости. Она наклонилась к нему, и декольте ее платья распахнулось, и он увидел ее пышные груди. Ангус ощутил безумный прилив желания и вместе с тем ужасное чувство горечи.

– Нам пора спуститься вниз, поужинать, – проговорил он. – Если, конечно, ты достаточно хорошо себя чувствуешь…

Он не желал больше слышать ни слова об этом проклятом завещании, и ему нужно было как можно скорее навести порядок в своих мыслях. Неистовое желание зарыться головой меж грудей Амели или взять их, полновесные, налитые, в руки в конечном итоге могло сделать из него полного идиота. До такой степени идиота, чтобы лишить его воли, чего, вероятно, она и ждала от него. Не это ли в шутку предсказывал Скотт?

Пока Амели вставала и проходила перед ним со своим округлым, выпяченным вперед животом, она вдруг показалась ему отчего-то жалкой и вызвала у него нежность. Ведь на этот раз она защищала их общего ребенка, а не только своих, как это бывало обычно. Увы, никогда Ангус не сможет убедить ее, что Скотт – слишком честный, слишком порядочный человек, чтобы обидеть кого-либо, а тем более не кого-то, а кровного родственника. И поскольку он так и не сможет убедить в этом жену, ему придется принять решение, которое, каким бы справедливым оно ни было, непременно разожжет в ней гнев. И будет мешать ей спать по ночам куда больше, чем раздумья над именем еще не родившегося ребенка.

* * *

Развалившись в одном из зеленых кожаных кресел, Грэм потягивал виски.

– Я измучен, вымотан до предела, – жаловался он Скотту. – Да и Пэт не лучше меня! Мы и с первым-то ребенком замучились, а тут еще близнецы… Пэт, наверное, придется бросить работу.

– Сидеть дома Пэт? Да она умрет от скуки. Никогда не видел такой деятельной, активной женщины, как она.

– Это будет просто перерыв на год-два. Вынужденный перерыв, ты же понимаешь, и он необходим. Впрочем, ты ее знаешь, она сделает так, как решит сама.

– Раньше я плохо исполнял роль крестного отца, никогда не брал Тома на выходные, думаю, если я исправлю свой промах теперь, вам станет гораздо легче.

– На все выходные? – поразился Грэм. – Ты ставишь очень высокую планку! Ты не представляешь, какие неугомонные дети в этом возрасте! Но очень скоро ты это узнаешь, не так ли?

Скотт состроил смешную гримасу, которая немного подняла Грэму настроение.