Кстати, во время суда А. М. Щастного обвиняли также в публичной критике этого положения за недемократичность! Представители офицерства, оставшиеся в Красном флоте, казалось бы, должны были стремиться к восстановлению привычной дисциплины и ликвидации всяких «демократических» учреждений и порядков, поэтому такая критика из уст А. М. Щастного должна быть признана лицемерной политической игрой на стихийно-демократических чувствах моряков. Критика А. М. Щастным положения об управлении флотом нашла отражение в приговоре, где утверждалось, что он «вел контрреволюционную агитацию […] <…> ссылаясь на якобы антидемократичность утвержденного СНК и ЦИК Положения об управлении флотом»[246]
.Совкомбалт в это время находился в напряженных отношениях с центральной властью. В бумаге, посланной Совкомбалтом в СНК с целью оправдать А. В. Развозова, говорилось (в пересказе Ю. К. Старка) о том, что «во всем виновато вмешательство центральной власти в дела Б [алтайского] фл[ота]. Верховная Морская Коллегия не отвечает своему назначению, а в частности просят убрать Раскольникова»[247]
.Следует отметить, что в марте 1918 г. Ф. Ф. Раскольников радикально испортил отношения с комиссарами Балтийского флота – лидерами матросской массы. Вероятно, причиной этого была его роль в снятии А. В. Развозова. Еще в июле 1918 г. члены Совкомбалта припоминали «неправильность действий в увольнении тов. Развозова членом верховной Морской Коллегии тов. Раскольниковым и происходящее из-за этого поднятие недовольства среди матросов»[248]
. Требования «убрать» Ф. Ф. Раскольникова из руководства флотом балтийские моряки выдвигали вплоть до лета 1918 г.А. М. Щастный был утвержден командующим флотом постановлением Совнаркома 5 апреля 1918 г., вечером 6 апреля из Москвы в Петроград пришла телеграмма И. И. Вахрамеева об этом решении и о том, что Е. С. Блохин в качестве комиссара флота не утвержден по технической причине – потому что «представления о нем не сделано»[249]
. Ближайшим помощником А. М. Щастного по командованию флотом стал начальник штаба флота капитан 2 ранга Михаил Александрович Петров (1885–1938)[250]. Он работал в штабе и при А. А. Ружеке, 17 февраля он назван флаг-капитаном штаба флота[251]. В 20-е гг. М. А. Петров претендовал на роль главного теоретика Красного флота, пытаясь поддерживать то направление военно-морской мысли, которое господствовало в России в период между Русско-японской и Первой мировой войнами, и отстаивая строительство линейных кораблей и линейных крейсеров. После 1930 г. эти идеи были признаны вредными, но затем, во второй половине 30-х гг., к ним снова вернулись. Впрочем, это совсем другая история.3 апреля 1917 г. на полуострове Гангэ (Ханко) высадились первые части германских войск, что привело к перелому в финляндской гражданской войне и остро поставило вопрос о необходимости вывода русского флота из финских баз для его спасения. Четыре русские подводные лодки, стоявшие там, были взорваны своими экипажами.
На другой день англичане уничтожили в Гельсингфорсе семь своих подводных лодок и три транспорта. Видимо, к этому времени следует отнести попытки командира британской подводной флотилии и по совместительству военно-морского агента (атташе) капитана 1 ранга Ф. Кроми подтолкнуть российское командование к уничтожению и русских кораблей. Более подробно мы расскажем об этом в главе, специально посвященной роли британской разведки. Пока же отметим, что Ф. Кроми не верил в возможность вывода эсминцев и подводных лодок в Кронштадт через льды и стремился убедить русское командование в необходимости уничтожить эти корабли в Гельсингфорсе, по примеру англичан.
Корабли Балтийского флота в Гельсингфорсе были подготовлены не только к переходу в Кронштадт, но и к уничтожению. Среди вопросов, которые А. М. Щастный планировал задать на суде свидетелям, был вопрос, адресованный комиссару Е. Л. Дужеку: «Указывалось ли мною, что с приходом [эсминцев] “Новиков” в Кр[оншта]дт и Петроград нужно отставить готовность ко взрыву их; и я такого приказания не отдал, считая положение невыясненным[?]»[252]
Очевидно, подразумевался ответ, что А. М. Щастный не отменил готовность кораблей к взрыву после завершения Ледового перехода, что являлось подтверждением факта их минирования в Гельсингфорсе. В первые дни апреля М. Б. Черкасский писал А. В. Развозову: «…я боюсь, что могут быть и преждевременные взрывы, и несвоевременное бегство»[253]. К счастью, до взрывов дело не дошло благодаря энергии матросов, офицеров и А. М. Щастного, которые смогли буквально вытащить корабли из Гельсингфорса.