Легенды губернаторского дома

– Вперед! Вперед! – кричал вождь реформаторов. – В огонь проклятый инструмент поддержания кровавых устоев общества! Может ли закон человеческий прививать доброту и любовь, если упорно насаждает виселицы как свой главный символ? Еще рывок, друзья мои, и мир избавится от величайшей ошибки!

Тысячи рук, с отвращением прикасаясь к виселице, помогали толкать зловещую конструкцию прямо в пасть ревущего горнила. Жуткое и отвратительное видение в последний раз предстало взору людей, превратившись в черные, затем в красные уголья, а после рассыпавшись в прах.

– Прекрасно! – воскликнул я.

– Да, прекрасно, – отозвался по-прежнему стоящий рядом задумчивый наблюдатель, хотя и с меньшим воодушевлением, нежели я ожидал. – Прекрасно, если мир после этого станет лучше. Однако смерть есть понятие, которое нелегко отринуть в любом из его проявлений, которых, возможно, нам суждено достигнуть после того, как мы пройдем весь круг. Но, в любом случае, неплохо произвести подобный опыт.

– Холодно! Холодно! – нетерпеливо вскричал в порыве торжества молодой и пылкий глава реформаторов. – Пусть сердце говорит так же, как и ум. Что до зрелости и прогресса, то пусть человечество вершит самые добрые и благородные дела, до которых может додуматься в каждый период развития, и дела эти должны быть своевременны.

Не знаю, явилось ли это следствием благородного воодушевления, или же окружавшие костер люди с каждым мгновением делались все более просвещенными, однако теперь они стали совершать действия, которые я не мог поддержать. Например, некоторые швыряли в огонь свои брачные свидетельства, объявляя себя готовыми к более возвышенному, чистому и всеобъемлющему союзу, нежели тот, что существует с незапамятных времен в виде супружеских уз. Другие поспешили к банковским подвалам и сундукам богачей – всё в тот судьбоносный момент было открыто первому встречному – и приносили для подпитки огня тюки банкнот и мешки монет, чтобы расплавить их в жерле горнила. Отныне, заявляли они, драгоценной валютой станет всеобщее человеколюбие, неподдельное и неисчерпаемое. При этой новости банкиры и биржевые спекулянты побледнели, а воришка, собиравший обильную жатву по карманам зевак, упал в обморок. Некоторые бизнесмены сожгли бухгалтерские и приходно-расходные книги, расписки и кредитные обязательства, а также все свидетельства того, что им кто-то задолжал. Однако куда большее число людей утолило жажду реформ, принеся в жертву неприятные напоминания о своих долгах. Затем раздались крики, что настало время сжечь купчие крепости на землю и передать всю ее в собственность народу, у которого ее несправедливо отобрали, распределив между немногими отдельными людьми. Другие потребовали немедленно уничтожить все писаные конституции, своды правительственных уложений, законодательные акты, статуты и все, чем человеческая изобретательность пыталась навязывать самочинные правила и законы. По завершении этого мир надлежит сделать свободным, как во времена сотворения человека.

Мне неизвестно, какие действия были предприняты по этим предложениям, поскольку тогда происходили события, которые взволновали меня куда сильнее.

– Глядите! Глядите! Экие кучи книг и брошюр! – крикнул человек, не казавшийся любителем литературы. – Как же сейчас славно разгорится!

– Именно! – согласился современный философ. – Теперь мы избавимся от бремени помертвевших мыслей, которые доселе так подавляли живой ум, что тот не мог должным образом найти себе выражения. Прекрасно, ребята! Все в огонь! Теперь вы и вправду просвещаете мир!

– А что станется с продажами?! – в отчаянии вскричал букинист.

– О, пусть книготорговцы следуют за своим товаром, – холодно заметил философ. – Получится прекрасный погребальный костер!