Фиби двигалась вдоль стола, глотала кровь и, не глядя, швыряла сосуды, подбираясь к самому последнему – серебряной чашке для джулепа. Фиби вытерла рот тыльной стороной руки, покрытой капельками крови. Рука у нее тряслась.
– Я бы это выпила. – Фиби указала на небольшую чашечку цилиндрической формы, кромка которой была украшена орнаментом. Если она не ошибалась, вещицу делал ювелир из Кентукки примерно в 1850 году. – Но только если рядом не окажется кошки.
– По-моему, прогресс, – весело сказала Фрейя, созерцая погром на обеденном столе.
Тихий вздох свидетельствовал о появлении Франсуазы, которой теперь предстояло убирать весь беспорядок, учиненный Фиби.
Однако внимание Фиби было приковано к мрачному лицу Мириам; его выражение предвещало наказание, которое и последовало. Мгновенно, без отсрочек, как нередко бывает у людей.
Мириам отправила Фиби, словно Золушку, помогать Франсуазе. Чтобы собрать и вынести осколки, Фиби понадобилось совершить несколько походов вниз и вверх. Спасибо ее новой сердечно-сосудистой системе, не говоря уже о вампирской скорости.
Стол был очищен от следов крови и тщательно вытерт; пол отдраен ручной щеткой. Затем из коленей и лодыжек Фиби извлекли застрявшие кусочки стекла. Когда со всем этим было покончено, Франсуаза повела ее на кухню мыть уцелевшую посуду. Всё бьющееся Франсуаза мыла сама, оставив Фиби металлические сосуды.
– А что тебя держит у Фрейи? – спросила Фиби, которой вдруг стало любопытно.
– Я здесь работаю. Работа нужна всем. Вампиры – не исключение. Без работы перестаешь себя уважать.
Ответ Франсуазы был, как всегда, краток, однако Фиби спрашивала совсем не о том.
Она решила зайти с другого конца:
– Неужели тебе не хотелось заняться чем-нибудь другим?
Домашнее хозяйство казалось Фиби весьма ограниченной сферой деятельности. Ей нравилось ходить в офис и постоянно быть в курсе всех событий на рынке произведений искусства. Еще больше Фиби нравилось установление подлинности произведений, об истинной стоимости которых не догадывались или успели забыть.
– Нет, – ответила Франсуаза.
Она сложила посудное полотенце втрое и повесила на рейлинг для полотенец, затем подошла к корзине, полной выстиранного белья, и включила утюг.
– Почему бы тебе не работать на себя?
Наверное, вся эта работа по дому как-то вознаграждалась, но Фиби не понимала преимуществ жизни, проводимой в услужении другим.
– Я сама выбрала себе такую жизнь. Это хорошая жизнь. Мне достойно платят, меня уважают. Я чувствую себя защищенной, – ответила Франсуаза.
Фиби нахмурилась. Франсуаза была вампиршей с крепкими и сильными руками. Вряд ли она нуждалась в защите.
– Но ты могла бы учиться. Поступить в университет. Изучать то, что тебя интересует. И делать то, что тебе по-настоящему нравится.
Фиби попыталась сложить свое мокрое полотенце так же, как Франсуаза, но аккуратно не получилось. Решив, что ему все равно, в каком виде сохнуть, Фиби закинула полотенце на рейлинг.
Франсуаза молча сдернула его, развернула, затем сложила втрое и снова повесила. Теперь оба полотенца выглядели одинаковыми, создавая ощущение идеального порядка. Фиби вспомнились иллюстрации из женских журналов, которые выписывала ее мать. От них веяло уютом и легким укором.
– Я знаю достаточно, – ответила Франсуаза.
«Я знаю, как нужно складывать ткань, чего о тебе не скажешь», – говорило выражение ее лица.
– А разве тебе не хотелось… большего? – спросила Фиби.
Она знала, как щепетильно относятся вампиры к попыткам разузнать об их личной жизни. Любопытство любопытством, но ей не хотелось сердить Франсуазу, которая была старше, проворнее и сильнее ее.
– Я хотела большего, чем беспросветный крестьянский труд на полях Бургундии, когда месишь босыми ногами землю и она набивается тебе даже в волосы. Я хотела большего, чем повторение судьбы своей матери, которая в сорок лет упала посреди поля и уже не встала. И я получила желаемое, – ответила Франсуаза.
Фиби уселась на табурет, сцепив пальцы. Она беспокойно ерзала на сиденье. Франсуаза никогда еще не произносила столько слов за один раз. Во всяком случае, Фиби такого не слышала. Она лишь надеялась, что не обидела ее своими вопросами.
– Мне хотелось теплой одежды зимой и еще одного одеяла, чтобы не мерзнуть в постели, – к удивлению Фиби, продолжила Франсуаза. – Я хотела побольше дров для очага, хотела ложиться спать на сытый желудок и не ломать голову, будет ли у меня завтра чем накормить близких. Хотела, чтобы болезни, являвшиеся каждый год в феврале и августе, не уносили жизни.
Фиби слушала и узнавала… собственные интонации во время недавнего выступления перед Фрейей и Мириам. Естественно, Франсуаза все слышала. Она не просто так пародировала Фиби. Возможно, на что-то намекала или о чем-то предупреждала. Угадать мотивы вампиров – занятие чрезвычайно трудное.
– Как видишь, теперь у меня есть все, о чем я мечтала, – завершила монолог Франсуаза. – И ни за какие сокровища мира я не согласилась бы поменять свою жизнь на твою, несмотря на всю твою образованность и кажущуюся независимость.