Легенды крови и времени

Чтобы добраться до госпиталя, Маркусу нужно было пройти изрядную часть этого густонаселенного, хаотичного города. За несколько месяцев жизни в Филадельфии он полюбил город и жителей, невзирая на грязь и шум. Даже в условиях войны кирпичное здание городского рынка ломилось от даров окрестных ферм и рек. В кофейнях и тавернах звучали все языки. Казалось, корабли всего мира спешили бросить якорь в филадельфийской гавани.

Августовская жара, по-видимому установившаяся навсегда, и неминуемая угроза вторжения англичан (многие верили, что этого не случится) не отражались на городской жизни. Жизнь в Филадельфии кипела. По улицам ехали всадники и катились телеги, наполняя жаркий воздух стуком копыт и скрипом колес. Каждый дюйм пространства, не занятый жильем или таверной, занимали ремесленники и торговцы. Здесь продавалось все: седла, обувь, лекарства, газеты. Отовсюду слышался стук молотков и жужжание токарных станков..

Маркус свернул в западную часть города и оказался на сравнительно тихих улицах, где жили богатые торговцы. Плотный летний воздух приглушал окрестные звуки. Маркус шел вдоль стен, за которыми раскинулись сады. Оттуда слышался детский смех и окрики нянек. В цветущих кустах жужжали насекомые, собирая нектар. Иногда раздавался голос посыльного, принесшего товар. Маркус ни разу не бывал в богатых домах, но любил представлять, как они выглядят изнутри: черно-белые блестящие полы, высокие окна со сверкающими стеклами, белые свечи в медных канделябрах, способные разогнать сумерки, библиотека, полная книг, ожидающих прочтения, и глобус, помогающий мечтать о путешествиях по всему миру.

«Однажды и у меня будет такой дом», – пообещал себе Маркус. Тогда он приедет в Хедли, заберет мать и Пейшенс и увезет жить сюда.

А пока Маркус довольствовался возможностью побыть рядом с роскошью. Он пил медовый аромат каштанов и терпкий запах кофе, прилетавший из окон изящных гостиных. Когда они приехали в Филадельфию, доктор Отто повел Маркуса в «Городскую таверну» и угостил чашечкой этого темно-коричневого эликсира. Маркус впервые попробовал настоящий кофе. До сих пор он пил только чай и черное пойло, которое готовили в армии, называя кофе. Ликующее состояние, возникшее у него после чашечки кофе, сохранялось несколько часов. С тех пор он навсегда связал кофе с умной беседой и обменом новостями. По представлениям Маркуса, час, проведенный в «Городской таверне» среди местных торговцев и предпринимателей, был почти равнозначен нахождению в раю.

Красивые дома постепенно сменились высокими кирпичными зданиями, в которых жили и работали менее преуспевающие филадельфийцы. Пройдя еще немного, Маркус увидел два городских госпиталя. Оба были увенчаны куполами. Пенсильванский госпиталь находился в ведении городского колледжа. Здесь врачи, получившие университетское образование, проводили операции и читали лекции по медицине. Доктор Отто с семьей и персоналом заведовал другим госпиталем, носившим название Филадельфийского исправительного дома для нищих, преступников и умалишенных.

Маркус вошел в холл Исправительного дома и увидел, что тот заставлен ящиками и коробками всех размеров. Здесь же громоздились несколько шкафов для лекарств. Вокруг этого хозяйства хлопотали четыре врача, носившие одинаковую фамилию Отто (такое встречалось не в каждой армии): сам доктор Отто, его старший сын Фредерик, средний, названный в честь отца Бодо, однако между собой его называли Доктор Младший, и младший Джон, этого звали просто Парень. Все четверо сверялись с листами перечней. Вокруг сновали сиделки и санитары, выполняющие распоряжения доктора. Спокойствие сохраняла лишь миссис Отто. Она сворачивала ленты бинтов в тугие свертки, пресекая попытки госпитального кота играть с лентами.

– Явился, – проворчал доктор Отто, глядя поверх очков на Маркуса. – Где тебя носило, мистер Док?

– Сидел в таверне, почитывая газеты, – ответил отцу доктор Фредерик. – Пальцы черные от типографской краски, а запах пива ощущается даже издали. Ты хотя бы рот прополоскал, Док.

Маркус вспыхнул, но плотно сжал губы и, не говоря ни слова, поднял ящик, внутри которого находились закрытые бутылки. Ящик он подал доктору Отто.

– Да вот же она, камфара! Парень, я трижды просил тебя найти мне камфару. Ящик стоял у тебя под носом, а ты не видел, – накинулся на младшего сына доктор Отто.

Джон недавно женился и часто думал о более приятных вещах, нежели ящики с лекарствами и очистительные процедуры. Услышав, что обращаются к нему, Джон смущенно огляделся по сторонам.

Доктор Отто, раздраженный нерадивостью сына, бормотал по-немецки. Маркус все лучше понимал чужой язык и отчетливо разобрал слова «идиот», «похоть», «жена» и «безнадежный». Джон, тоже слышавший их, густо покраснел.

– И куда, Бодо, ты отправишься в первую очередь? – спросила миссис Отто; уложив сверток бинта в корзину, она взялась за новую ленту. – В госпиталь Бетлехема, ждать притока раненых?

– Такие решения, миссис Отто, я оставляю Большому Человеку, – ответил доктор.