Легенды крови и времени

Маркус нагнулся к сапогу маркиза. Кожа была мягкой и гибкой, не успевшей огрубеть от погодных условий. Проще всего было бы располосовать сапог целиком, но Маркус не решался губить столь прекрасную обувь. Он знал, насколько скверно обута армия Вашингтона.

– Держи.

Человек по имени Пьер протянул Маркусу небольшой нож.

Маркус огляделся по сторонам. Кроме этого француза, никто не обращал на него внимания. Доктор Кокран пытался успокоить доктора Шиппена, угрожавшего вышвырнуть де Клермона из дома за дерзкое вмешательство в дела медиков. Шевалье перешел на латынь. Маркус почти не сомневался, что это латынь. Отто и Кокран часто переходили на этот язык, когда не хотели, чтобы пациенты знали, о чем они говорят. Вероятно, шевалье продолжал свою лекцию о взглядах Хантера на ампутацию. Один из генеральских адъютантов смотрел на француза с искренним восхищением. Доктор Отто о чем-то тихо переговаривался со старшим сыном, который затем скрылся на кухне. Помощники хирургов вполголоса заключали пари на исход спора между де Клермоном и Шиппеном.

Маркус взял нож и аккуратно разрезал сапог от манжеты до икры, после чего отогнул кожу. Рана имела чистые края. Никаких признаков торчащих костей. «Открытого перелома нет», – подумал Маркус. Случись такое, маркизу пришлось бы расстаться с частью ноги, независимо от слов шевалье и взглядов доктора Хантера.

Пальцы Маркуса ощупывали рану на предмет вздутого участка. Если он обнаружится, значит, пуля застряла в ране, а кусок раздробленной кости врезался в мышцы. «Вздутия нет, сопротивления тоже», – думал Маркус. Он не находил никаких ощутимых повреждений нервов, сухожилий и мышц, а также присутствия чужеродного тела, что могло бы вызвать воспаление и нагноение раны.

Маркиз шевельнулся. Прикосновения Маркуса были легкими и осторожными, но рана оставалась раной, и Лафайет сейчас наверняка испытывал сильнейшую боль в ноге.

– Док, может, мне его снова успокоить? – шепотом спросил Пьер.

Как и де Клермон, Пьер прекрасно говорил по-английски.

Маркус покачал головой. Осмотр лишь подтвердил его подозрения: единственной причиной повышенного внимания к ране Лафайета было аристократическое происхождение француза и высокое положение. Маркизу повезло куда больше, чем Уиллу Норману.

Маркус ощутил на себе тяжелый, пристальный взгляд и поднял голову. Де Клермон внимательно наблюдал за его действиями. Шиппен продолжал горячо рассуждать о хирургических методах и их результатах для пациентов. Этот доктор просто боготворил хирургический нож, однако шевалье смотрел сейчас не на Шиппена и не на других опытных докторов, а на Маркуса.

– Нет! – Единственное слово, произнесенное де Клермоном, пролетело по комнате, как снаряд. – Доктор Шиппен, вы не будете лечить маркиза де Лафайета. Я не могу вам запретить уродовать вашими ножами и пилами того беднягу, который лежит на кухне, но лечением маркиза займется доктор Кокран.

– Я бы попросил… – вспыхнул доктор Шиппен.

– Доктор Шиппен, маркиз получил незначительную рану, – вмешался доктор Отто. – Позвольте вашим смиренным хирургам в лице доктора Кокрана и меня заниматься его лечением. Ваши обширные знания и навыки потребуются для более серьезных случаев. Полагаю, парень, раненный в обе ноги, поступил в армию из поместья генерала Вашингтона.

Эти слова достучались до Шиппена и привлекли его внимание.

– Мой сын промывает его раны и готов ассистировать, – сказал доктор Отто, с легким поклоном отходя в сторону.

– Конечно. – Шиппен потянул за полы жилета, затем поправил парик, который надевал даже в полевых условиях, хотя это было крайне непрактично. – Виргинец, говорите?

– Один из новых стрелков, – кивнул доктор Отто. – Позвольте вас проводить.

Едва Шиппен и Отто покинули комнату, оставшиеся принялись за дело. Кокран потребовал корпию, мазь и зонд, а сам стал осматривать ногу маркиза.

– Уж вам ли не знать, Мэтью, что нельзя дразнить драчливых зверей, особенно в состоянии повышенной опасности, – сказал Кокран. – Док, подай мне скипидар.

– Выходит, тот голландец не напрасно назвал тебя доктором. – Де Клермон разглядывал Маркуса немигающими глазами.

– Он мог бы стать таковым, если отправить его в медицинский колледж, где он получит образование, сравнимое с вашим, и поднатореет в латыни, – ответил Кокран, смазывая рану маркиза. – Однако мистер Чонси знает больше, чем студенты доктора Шиппена, хотя свои знания и приобрел оккультными методами, о которых не желает распространяться. – (Де Клермон одобрительно посмотрел на Маркуса.) – Док знает анатомию, основы хирургии и хорошо разбирается в лекарственных травах, – продолжал Кокран, тщательно вычищая рану маркиза. – Артиллерийская рота, к которой он примкнул, прозвала его так после отступления армии из Нью-Йорка. Бодо обнаружил его в Морристауне, и мистера Чонси на три года приписали к медицинской службе.

– Так ты уроженец Нью-Йорка, мистер Чонси, – сделал вывод де Клермон.

– Я человек мира, – пробормотал Маркус.