Легко видеть

Какую трактовку можно было дать этим фактам? Что царь был вдохновителем интриги против Пушкина, организуя с помощью Дантеса компрометацию жены поэта? Нет, в этом духе ничего не вытанцовывалось, зато очень хорошо получалось совсем другое. Царь не выносил Дантеса, поскольку он, венценосный монарх, тоже изо всех сил домогался близости с Натали. Правда, он вынужден был действовать не так прямолинейно, как привык с девицами из аристократических семейств, которые еще не вышли замуж, поскольку номинально он, царь, должен был хранить и укреплять институт брака, и его могла устроить только неафишируемая тайная связь с замужней дамой. Но это отнюдь не значило, что царь готов был, скрываясь на заднем плане, предоставить своему сексуальному конкуренту Дантесу свободу действий на авансцене. Напротив. Запрещая Дантесу появляться на светских раутах, где Дантес мог, как говорится, на общих основаниях общаться с Натальей Николаевной, танцевать с ней, отпускать комплименты, император действовал на руку Пушкину, изолируя Дантеса от его жены. Но и этого царю показалось мало. Как только он через фрейлину – тетку Загряжскую – узнал о тайной связи Дантеса с Екатериной Гончаровой, он тут же приказал Дантесу через командира кавалергардского полка немедленно прикрыть грех и жениться на соблазненной им девице. Командир – безусловно человек света – попал в нелегкое положение. Конечно, директива царя должна была выполняться безоговорочно и без промедления. Но другому аристократу, популярному в высшем свете – Дантесу – он не мог передать волю императора в столь же прямолинейной форме. В связи с этим Михаил полагал, что стилистически приказ Николая Первого был передан Дантесу примерно в такой форме: государь император желает, чтобы вы немедленно женились на известной вам особе. Вежливость и такт при этом были соблюдены, но огорошенному известием Дантесу, который и в страшном сне не видел своей женитьбы на Екатерине Гончаровой, оставалось только сделать вид, что он подчиняется воле царя, потому что подчиняться никак не хотелось. Поэтому он помчался делать брачное предложение княжне Барятинской, в отличие от Екатерины Гончаровой, красивой не только телом, но и лицом и к тому же богатой, тем более, что он и Барятинскую не оставлял своим вниманием на балах. Но номер «с непониманием» у Дантеса не получился. Царь снова вмешался в ход дела. Барятинские отказали посватавшемуся Дантесу, а командир полка уже определенно назвал ему имя и фамилию «известной особы», на которой тот должен был жениться. Иными словами, царь лично посадил Дантеса на семейную цепь. Сделавшись через сестер Гончаровых – Натали и Екатерину – родственником Пушкина, тот лишался всякого права волочиться за женой Пушкина на людях. Такого в свете ему бы никто не позволил и не простил. Закономерен вопрос – что, значит, царь действовал с Пушкиным заодно? Нет, не заодно. У него была собственная цель во всех этих делах. Если он жаждал спать с Натальей Николаевной, как он мог считаться союзником ее мужа? Но когда он бил Дантеса по рукам, это выглядело действием в пользу Пушкина, хотя на деле было не больше, чем выражением ревности в адрес более успешного конкурента в борьбе за благосклонность красавицы Пушкиной. Не тянет на благодеяние поэту со стороны царя и оскорбительное для уже не молодого Пушкина наделение придворным чином камер-юнкера (буквально – комнатного юноши, назначенного прислуживать императору). Другое дело, что прислуживать царю при дворе от камер-юнкера Пушкина никто не требовал. Просто царь таким образом обязал Пушкина бывать при дворе независимо от его желания, потому что так он мог видеться и общаться с Натали в своем дворце открыто и часто.

Так что светский заговор против Пушкина во главе с царем на проверку оказался блефом советского пушкиноведения и советской же историографии вообще. На самом деле интрига против Пушкина и контринтрига Пушкина заключались совсем в другом и коренились как в личностных свойствах Александра Сергеевича, так и в крайне острых финансовых проблемах для его семьи и издательского бизнеса. Слившись воедино в одно время, эти проблемы стали невыносимы для его ума, терпения, гордости, достоинства и чести. По многим причинам Пушкин мог и даже должен был представить, что выходом из непереносимо напряженной, прямо-таки раскаленной ситуации для него может быть только уход из жизни, иначе обязательно пострадает его честь.