Легко видеть

Но это была лишь одна сторона дела. Другая определялась усиленным смакованием сплетен. Светским кругам пришлось по душе поражение Пушкина в сексуальном соревновании с Дантесом – никто и мысли не допускал, что Дантес не овладел Натали, оказавшись с ней наедине. Вот этого Пушкин простить никак не мог. В ответ на присланный ему и распространенный в обществе диплом о принятии его в кавалеры ордена рогоносцев, Пушкин послал Дантесу вызов на дуэль. Приемный отец Дантеса голландский посланник Геккерен выпросил у Пушкина отсрочку дуэли на сутки, затем на две недели. Тем временем друзья Пушкина также предпринимали всё, что могли, чтобы дуэль не состоялась, а сами противники пошли не к барьеру, а на мировую. Именно тогда был дан ход версии о том, что Дантес ухаживал не за женой Пушкина, а за ее сестрой Екатериной, на которой его и заставили жениться. Только тогда Пушкин отозвал свой вызов. Но именно благодаря женитьбе на Екатерине Гончаровой Дантес узнал от нее, что ее невинность отобрал как раз Александр Сергеевич – муж ведь имел право узнать, «кому он обязан», а жена должна была как-то объяснить ему отсутствие девственности. Об эмоциях Дантеса по данному поводу можно только догадываться. Ну, а мысли у него наверняка оказались такими – этот раунд Пушкину он проиграл, как по форме, так и по существу, тот заставил его воспользоваться своими «объедками», это роняло его и в мнении света, поскольку по правилу мести Пушкин и его сторонники должны были распространить слух, как Пушкин «нагрел» Дантеса в наказание за его интимное свидание с Натали. И действительно, хотя формально в их сексуальном соревновании счет (в глазах света) был 1:1, на деле проиграл Дантес. Одно дело вступить в половую связь с замужней дамой, другое дело самому переспать с девицей и всучить ее другому в качестве жены. Это как раз и объясняло, почему Пушкин счел себя вполне удовлетворенным и 17 ноября 1836 года отозвал вызов на дуэль. Но уже 21 ноября Пушкин послал барону Геккерену, голландскому посланнику, письмо, составленное в столь оскорбительной форме, что его нельзя было оставить без сатисфакции даже лицу, защищенному дипломатическим иммунитетом. Собственно, на это и был сделан далеко идущий расчет Александра Сергеевича – во-первых, дипломат Геккерен терял возможность принимать участие в примирительных процедурах в качестве третьего лица, поскольку оскорбления были адресованы лично ему, и игнорировать их он никак не мог; во-вторых, зная, что лично Геккерен не может драться на дуэли сам, учитывая свой ранг посланника, за непростительные оскорбления приемного отца обязан был драться на дуэли Дантес. При этом обходилось еще одно препятствие, которое возникло бы в случае прямого вызова Дантесу – теперь он считался для Пушкина и его семьи «родственником», а с родственниками запрещалось драться на дуэли. Что же заставило Пушкина вновь довести дело до скандала и поединка после того, как все уже было мирно улажено? Домыслы пушкинистов о том, что Пушкина бесили светские сплетни, запущенные Геккереном и его сторонниками, будто Дантес женился на сестре жены Пушкина, чтобы спасти любимую Натали от компрометации, жертвуя при этом своими интересами, Михаил считал абсолютно не объясняющими новой вспышки ярости Пушкина – Александр Сергеевич, идя на мировую с Дантесом, мог не сомневаться, что такое объяснение поступка Дантеса обязательно будет пущено в ход, так что эту причину нельзя было принять как сколько-нибудь серьезную. Пушкинский взрыв был явно предопределен чем-то другим. А чем он мог быть действительно вызван, если не какими-то новыми, неожиданными для Пушкина поступками Дантеса? А что и почему мог предпринять этот кавалергард? «Думай» – сказал себе Михаил.