Лекции по русской истории. Северо-Восточная Русь и Московское государство

Наши летописи сохранили мало известий об отношениях между великим князем Иваном Васильевичем и Великим Новгородом за первые годы княжения Ивана, и непосредственная подготовка острого конфликта, разразившегося в 1470 г., отразилась в них довольно неполно и отрывочно. Новгородская политика Ивана Васильевича явилась, впрочем, не последствием тех или иных отдельных событий, а вытекала с роковой неизбежностью из положения, создавшегося в последние годы Василия Темного. Яжелбицкий договор 1456 г. нанес такой удар новгородской независимости, что в Новгороде началось острое и угрюмое брожение. В 1460 г., когда великий князь Василий ездил в Новгород с сыновьями Юрием и Андреем, новгородцы «ударив в вечье и собравшеся ко св. Софии свещашеся великого князя убити и с его детьми», хотели убить и боярина Федора Басенка. Только архиепископ Иона отговорил их, устрашив их местью Ивана Васильевича, оставшегося за отца в Москве. С московской стороны настроение было тоже неспокойным. Для понимания всей вообще политики Ивана III надо помнить, что сложился он из юноши в правителя в условиях ликвидации острой смуты, потрясшей Москву в дни его детства, и под воздействием живых и жутких воспоминаний о ней. Этими воспоминаниями он пользовался позднее как существенным политическим уроком. Много позднее он писал дочери, великой княгине литовской, узнав о проекте выделить Киевщину в особое удельное княжество для королевича Сигизмунда: «Слыхал яз, каково было нестроенье в Литовской земле, коли было государей много (Иван Васильевич, очевидно, разумеет кровавую смуту 30-х гг., по смерти Витовта); а и в нашей земле слыхала еси, каково было нестроенье при моем отце… (слыхала) каковы были дела и мне с братьею… а иное и сама помнишь»[250]

.

Стремление к единству власти вросло в Ивана с первых сознательных лет его жизни. Новгород в смуте при Темном сыграл свою роль, принимая врагов великого князя, искавших тут убежища в свое безвременье; сюда уходили и князья, вовсе проигравшие свое дело, тут только потайным злодейством прикончила московская власть Дмитрия Шемяку. Новгород был не только нужен как опора великокняжеской власти – со своей обширной территорией и доходами – но мог стать и опасным центром сопротивления. Не раз и раньше колебался он между Москвой и Литвой, как и Псков, принимая литовских князей на кормления, ведя свою политику, не всегда согласную с великокняжеской. Житие новгородского владыки Ионы рассказывает, что Василий Темный в последний год жизни собирался поднять руку на Великий Новгород, жалуясь на его граждан, «аки не по лепоте от них чтом»; «а ему, – поясняет житие, – великого княжениа власть над князи русскими предеръжащу, и сего ради искаше подъяти руце на Великий Новъград»[251]

. Мысль верная: после Яжелбицкого договора поглощение Новгорода со всеми его волостями великим княжением Московско-Владимирским ставилось на очередь само собой как неизбежная задача московской политики. Житие повествует, что Иона отклонил великого князя от решительного шага, предрекши ему близкую кончину, славу и силу его сына. «Повесть об Ионе» составлена современником (1472 г.), и ее свидетельство о том, что и в Новгороде, и в Москве понимали, к чему идет дело задолго до того, как Иван Васильевич ребром поставил вопрос о своем «государстве» над Новгородом, имеет вполне определенную цену.