Лекции по русской истории. Северо-Восточная Русь и Московское государство

Судя по обвинительному акту против новгородцев, какой дают московские сказания о «смирении» Новгорода великим князем Иваном Васильевичем, недоразумения возникли на обычной почве пограничных споров и пререканий по вопросу о великокняжеских пошлинных доходах с Новгородской земли. В Москве обвиняли новгородцев, что они «таят у себя в земле господарские пошлины», вступаются в «земли и воды» великого князя, вернув назад к Новгороду спорные волости, которых раньше отступались, и население этих земель «к целованью приводили на Новгородское имя». На Городище в Новгороде жили наместники великого князя, блюстители его «чести и власти», и их поведение доводило новгородцев до присылок на двор великого князя «многих людей с большого веча» с буйными требованиями и даже с расправой над наместничьими людьми, которых сводили с Городища в город и мучили на допросах и в самовольной расправе. Копя свои претензии, великокняжеская власть обычным приемом московской политики бездействовала, не давая управы по челобитьям новгородских послов о земских делах и твердя им: о их «неисправленьи», о необходимости для них «бить великому князю челом по докончанью» и за то ожидать его «жалованья», а то «ему уже не в истерп». Во всех летописных рассказах о сношениях Новгорода с великим князем за эти годы последнего кризиса этих отношений проходит красной нитью одна черта. Новгородцы и в почтительнейших челобитьях своих держат привычный тон договорной стороны по отношению к великому князю, пререкания понимают как спор о праве, который можно разрешить соглашением. Эта вкоренившаяся привычка векового самоуправления заставляет их говорить в Москве языком, который им представляется, видимо, весьма даже подчас униженно почтительным, а для великого князя звучит неприемлемо и оскорбительно. Он ждет иного челобитья, которое и само «держанье его вотчины Великого Новгорода в старине» осветит как пожалование с его стороны, как милость, односторонний акт государя-вотчича. Терминология летописных рассказов, средактированных в Москве, представляется мне весьма поучительной в этом отношении. К ней я еще вернусь, т. к. полное ее значение раскрывается в последнем акте новгородской драмы, а пока вернусь к движению, возникшему под давлением смертельной опасности для народоправства новгородского, в самой вечевой общине.