Лекции по русской истории. Северо-Восточная Русь и Московское государство

Вотчич киевский Михаил Олелькович, лишенный Киева внук Владимира Ольгердовича, Федор Иванович Бельский и его свойственник Ольшанский, подавленные великокняжеской силой, затеяли искать против нее опоры в Москве – и «восхотеша по Березину реку отсести на великого князя Литовской земли». Ольшанский и Олелькович схвачены и казнены в августе 1481 г., а князь Бельский ушел в Москву. Этот «заговор князей», подробности которого остаются нам неизвестными, дал толчок ряду отъездов «с вотчинами» в 80-х и 90-х гг. XV в. Внутренние нелады соседа получали опору и неожиданное разрешение в наступлении московской власти к юго-западу. Иван Васильевич закрепляет за собой службу и вотчины тех князей, что служили на обе стороны, как одоевские, воротынские и др. Воротынские один за другим тянутся в Москву, чуя, что нет им прочной защиты от Казимира, а затем вместе с одоевскими нападают на соседей, опираясь на московскую поддержку. По-видимому, многие из таких отъездов происходят, подобно первым переходам к Москве тверских бояр, «не стерпя обид» в пограничных спорах и наездах. Князь Иван перемышльский, Иван белевский, князь мезецкий, Андрей вяземский переходят к Ивану Васильевичу, который, начав прямую войну с Литвой, захватывает и других мелких князей с их вотчинами. И по мирному договору 1494 г. за ним укреплены Вязьма, Рославль, Венев, Мстиславль, Таруса, Оболенск, Козельск, Серенск, Новосиль, Одоев, Воротынск, Перемышль, Белев, Мещера. В связи с той же литовской политикой Ивана III в 1500 г. переходят в Москву Семен бельский, князь Семен Иванович можайский с Черниговом, Стародубом, Гомелем и Любечем, и Шемячич с Рыльском и Новгородом-Северским. Перемирие 1503 г. закрепило эти приобретения[271]

. Но все эти дела хотя и выросли на почве еще удельно-вотчинных отношений и воззрений, по существу далеко ушли от них, т. к. ссылки на старое, давно на деле отжившее право «отъезда с вотчинами» выродились в дипломатическую уловку и отступают перед широкими планами великого князя «всея Руси», выдвигавшего в эту пору уже новый принцип – принцип национальной политики, хотя еще построяемый на особой вотчинно-династической теории, по которой московским государям принадлежит право на все наследие князей Рюрикова дома с древнейших времен.

Глава VI

Боярство

Красной нитью проходит через всю историю присоединений Ивана III одна существенная черта – стремление великого князя овладеть местными служилыми силами, поставить их прямую личную службу себе, стягивая их в Москву, к одному центру. Эта черта – следствие всей системы княжеского управления и властвования, как оно сложилось в вотчинных княжествах удельной Руси и перестроено постепенно московскими государями на новых, расширенных основах. А перестройка эта – одна из основных сторон той властной работы, какая произведена Иваном III и его ближайшими преемниками и преобразовала политический строй Великороссии из удельно-вотчинных форм в формы новой московской государственности на началах единодержавия.

Представляется естественным после обзора процесса, которым власть над всеми частями Великороссии собрана в руках одного вотчича – государя московского, обратиться прежде всего к той стороне деятельности строителей Московского государства, которая имела своим объектом отношения к боярству. Под боярами я разумею тот общественный слой, который ближе всего стоял к княжеской власти, был главной ее опорой и орудием ее деятельности, сам сильно влиял на княжескую политику, так что она нередко оказывалась даже средством осуществления политических тенденций влиятельных групп боярства. Конкретнее боярство определяется как высший разряд вольных слуг князя и как класс крупных землевладельцев. Оба эти признака необходимы для понятия «боярство» и, взятые вместе, исчерпывают его содержание. И древняя Киевская Русь не знала бояр, которые не были бы княжими мужами, старшей дружиной, а для «удельного времени» это бесспорно, хотя для ранних киевских времен и утверждали в научной литературе существование каких-то земских бояр, вовсе не засвидетельствованных источниками. Про слово «боярин» отмечу, что русское его производство от «болий» или «бой», хоть за него авторитет такого языковеда, как И. И. Срезневский, лингвистически совсем невозможно. Вероятнее восточное происхождение слова – из турецких наречий: bajar – название богатого и знатного (хотя и об этом спорят востоковеды Корш и Мелиоранский). Для этимологического смысла это, впрочем, никакой разницы не дает: термин бытовой, отмечающий социальное положение, барство бояр. Этот термин вытеснил древнее – «огнищане», которым отмечалась иная сторона – принадлежность княжих бояр к составу княжего двора (огнище), его старшей дружины.