Лекции по русской истории. Северо-Восточная Русь и Московское государство

Однако едва ли можно сомневаться, что среди бояр XVI в. царило и все усиливалось недовольство частыми уклонениями московских государей от обычных порядков суда с боярами и указной деятельности по боярским приговорам. Конкретных свидетельств о проявлениях этого недовольства не так много, но они красноречивы и потому общеизвестны, т. к. часто привлекали внимание историков. При Иване III имеем лишь один пример крутой расправы великого князя с «высокоумием» княжат – опалу, постигшую князей Патрикеевых, Ивана и Василия, отца и сына, и их зятя Стародубского-Ряполовского. Ни причин, ни форм этого дела мы в точности не знаем. Соловьев метко сопоставил его с придворной борьбой по вопросу о престолонаследии; причем известному точно составу сторонников великой княгини Софии, царьградской царевны, и ее сына Василия – все людей неродословных, как дьяки Ф. Стромилов и В. Гусев, да дети боярские Яропкин, Поярок, князь Палецкий-Хруль, Щевья-Стравин, – противопоставил Патрикеевых и Ряполовского как сторонников Дмитрия, внука. Это очень возможно, но сам великий князь лишь помянул о том, как князь Стародубский-Ряполовский высокоумничал с Василием Ивановичем Патрикеевым, а летописи глухо поминают «измену» или просто сообщают факт поимания бояр, казни Ряполовского, пострижения Патрикеевых. Степенная [книга] говорит об испытаниях их крамол, т. е. о розыске, но ее поздний и риторичный текст мало дает, да и едва ли вполне надежен как источник[328]

. Толкование этих известий Соловьевым находит сильную поддержку в той ненависти к Софии, какой дышит ряд летописных текстов, а также позднейшие отзывы о ней из боярской среды – князя Курбского и думного дворянина Берсеня-Беклемишева. Берсень толковал, что София «к нашему нестроенью пришла», приписывал ей ломку старых обычаев великокняжеского двора, замену прежнего почета старым боярам новыми порядками решенья всяких дел – «запершыся сам третей у постели». Курбский полагает, что в род князей русских дьявол всеял злые нравы через злых жен, которых князья взяли из иноплеменниц

[329]

. Летопись сохранила рассказы, явно враждебные великой княгине (римлянке, гречанке), противопоставляющие ей мать великого князя, при которой и духовенство, и Иван Юрьевич Патрикеев.

Но те же рассказы – и летописных сводов, и Курбского, как и беседы Берсеня с Максимом Греком, – столь же враждебны великокняжеской политике Ивана III, выдвигая ее произвол и стремленье окружить себя не заслуженными и родовитыми, а новыми людьми, править по личному усмотрению, не уважая старых обычаев и традиционных форм сотрудничества с боярством. Причины этого явления, действительно, лежат в изменении состава боярства, когда в правящей среде на первый план выдвинулись княжата, оттесняя по возможности с боярских верхов старое московское боярство. В новых течениях своей политики великие князья находят опору в нетитулованном боярстве, как Кошкины и их потомки Захарьины, либо в более мелком боярстве по отечеству, спустившемся на уровень детей боярских, да в приказных дельцах, дьяках. Однако, по существу, княжата в жалобах своих – защитники не удельных княжеских традиций, а боярской старины. Дальше защиты этой старины не пошла боярская политическая мысль в течение всего XVI в.