Ленин и Троцкий. Путь к власти

Представление о том, что Гапон сознательно вёл рабочих на убой, всецело ошибочно. Противоречивый характер Гапона отражал менталитет того нового поколения рабочих, которое лишь недавно пришло из деревень и ещё не до конца ассимилировалось в пролетариат, тая в себе много предрассудков и даже прямо реакционных идей. Способный организатор, прекрасный оратор и прирождённый лидер, Гапон говорил на языке, понятном большинству рабочих. Любопытная помесь воинственности и религиозности, элементов классовой борьбы и монархизма не помешала ему одному из первых нащупать путь к сознанию миллионов наиболее угнетённых слоёв общества. Будучи сыном крестьянина, Гапон с ранних лет соприкасался с революционными идеями, поэтому впоследствии он очень точно выразил путаные искания крестьянства, в которых желание бороться за лучшую жизнь на этом свете перекликалось с надеждами на загробную жизнь и верой в царя-батюшку. Никто не смог выразить настроение масс лучше, чем Гапон. Именно поэтому массы преклонялись перед ним.

«В эти напряжённые первые дни января 1905 года, – пишет Лионел Кохан, – Гапон был окружён славой вождя и пророка. “…Люди были готовы отдать свои жизни за каждое произнесённое им слово; его ряса и большой крест на груди как магнит притягивали к себе сотни и тысячи измученных людей”, – сообщал один из наблюдателей»^[266].

Какими бы ни были мотивы Гапона, он пробудил силы, которые фактически вышли из-под контроля. В то время как революционеры клеймили его как провокатора, власти, в свою очередь, считали его опасным агентом революции. Последняя точка зрения, если отвлечься от личных стремлений Гапона, была ближе к истине. Но Гапон был совершенно не готов к управлению теми силами, которым он помог пробудиться. Создавалось стойкое впечатление, что он, ничего толком не понимая, просто плывёт по течению, несомый потоком революционных событий. Накануне событий 9 января 1905 года этот «вождь рабочего народа» проявлял изрядную растерянность:

«Что выйдет? А, ей-богу, не знаю. Должно быть, что-нибудь здоровое (крупное), но что именно – не могу сказать. А может быть, и ничего не выйдет – кто это теперь разберёт!..»^[267]

Гнев и ярость, так долго копившиеся в рабочей среде, в декабре 1904 года вылились в стачку на Путиловском заводе – стратегическом центре петербургского пролетариата. Ещё в сентябре того же года под эгидой «Собрания» Гапона на заводе стали проходить массовые встречи, которые не просто давали рабочим возможность выражать своё недовольство по тем или иным вопросам, но и помогли им осознать, какую реально грозную силу представляет собой рабочее движение. Руководители завода проявляли тревогу и не желали мириться с таким положением вещей. Искрой в пороховой бочке стало увольнение с завода четырёх рабочих-активистов «Собрания» Гапона. 28 декабря 1904 года состоялось экстренное собрание представителей всех одиннадцати отделов организации Гапона. Рост воинственного настроения рабочих всё более подталкивал лидеров «Собрания» к переходу на радикальные позиции. Знаковым событием стало приглашение на эту встречу представителей социал-демократов и социалистов-революционеров. На встрече было постановлено послать три депутации (к директору завода, старшему фабричному инспектору и градоначальнику) и потребовать восстановления уволенных рабочих. К 3 января бастовали тринадцать тысяч рабочих Путиловского завода. В помещениях завода осталось только два человека – агенты полиции. Бастующие требовали введения восьмичасового рабочего дня, отмены сверхурочных работ, улучшения условий труда, бесплатной медицинской помощи, повышения заработной платы для женщин-чернорабочих, учреждения постоянной комиссии из выборных рабочих и оплаты времени, отнятого у рабочих участием в стачке.

Путиловская стачка

Петиция, вероятно, была задумана Гапоном с целью отвести рабочее движение в безопасное русло. Судя по всему, Гапон действительно верил, что он может выступить посредником между царём-батюшкой и его «детьми». Но даже у этой, казалось бы, безобидной идеи, родившейся в ситуации брожения масс, была своя логика. Идея обращения к царю и петиция о рабочих нуждах тотчас захватили воображение масс. Волна митингов захлестнула столицу. Гапон мчался с одного митинга на другой, выступая со всё более радикальными речами, откликаясь на настроение преданных ему масс. Рассказ очевидца даёт яркое представление о наэлектризованной атмосфере, царившей на этих митингах, а также о псевдоевангелическом характере речей Гапона, который настраивал рабочих на борьбу, обращаясь к всевышнему. Рабочим следовало не только держаться сообща, но и, если то потребуется, сообща и умереть: