Лента длиною в эпоху. Шедевры советского кино

Пусть это и анекдот, но зерно истины здесь есть. Дело в том, что в образе Чапаева и в его экранной истории подкупающая, обезоруживающая своей убедительностью правда личности, именно эта неповторимая индивидуальность каким-то непонятным способом соединялась с мифологичностью. Это, наверное, интуитивно и чувствовали наивные юные зрители 1934 года. Они верили в непреложную реальность Чапаева, который захлебнулся раненый и ушел под воду, и предполагали в нем магическую силу и бессмертие.

Экранный Чапаев —

тот, кто под гремучий непрерывный звон бубенцов с лихим своим Петькой, вздымая облако пыли, врывается в кадр на реквизированной тройке;

тот, кто в черной бурке и папахе, как ветер, несется на белом коне;

тот, кто, как знамя призыва, выбросил вперед руку над пулеметом;

тот, кто увлеченно, как шахматист-гроссмейстер, передвигает картофелины на дощатом столе, давая предметный урок стратегии непонятливым командирам;

тот, кто мчится с саблей наголо во главе красной конницы – словом, Чапаев-Бабочкин!

Его кинокадры-эмблемы вытеснили, заменили в сознании и памяти народной реального комдива В.И. Чапаева. Последний, наверное, был хорошим человеком и преданным бойцом революции, но ведь таких было немало! А кино-Чапаев остался единственным и гениальным.

Типические признаки мифологической, культовой фигуры: Чапаев – герой обильного национального фольклора-новодела, и прежде всего анекдотов, наряду с Пушкиным и опережая тоже популярных чукчу, Штирлица и примкнувшего к ним позже «нового русского». Дети до сих пор играют в Чапаева и Петьку. Шуточки и реплики из фильма давно вошли в русский разговорный язык в качестве пословиц и прибауток.

Все, казалось бы, успокоилось, другие дни, другие сны. И вот в самом конце XX века выходит роман лауреата Букеровской премии Виктора Пелевина под заманчивым названием «Чапаев и Пустота». Здесь мудрейшие евразийские орнаменты, сюжетные переплетения, сложнейшие ассоциации – словом, богатое позднее пиршество постмодернизма. Мне, признаюсь, читать было трудно, все хотелось вернуться на экран 1934 года, к родным пенатам. Но у романа много почитателей – им виднее.

Правда, «Пустота» с ударением на «о» оказывается всего лишь фамилией Петьки (в фильме он был без оной), но звучит мистически, звучит красиво! Но еще лучше: «Чапаев и теплота», «Чапаев и жар души», «Чапаев и чудо» – вот что хочется сказать сегодня о фильме.

Между тем чудо «Чапаева» начиналось вполне прозаично, едва ли не случайностью.

Братья Васильевы – творческий псевдоним однофамильцев Георгия Николаевича Васильева (1899–1946) и Сергея Дмитриевича Васильева (1900–1959)

«Братья Васильевы» – так назвали себя кинорежиссеры Георгий Николаевич Васильев (1899–1946) и Сергей Дмитриевич Васильев (1900–1959).

Фильмография братьев Васильевых

1928 г. – «Подвиг во льдах»

1930 г. – «Спящая красавица»

1932 г. – «Личное дело»

1934 г. – «Чапаев»

1937 г. – «Волочаевские дни»

1942 г. – «Оборона Царицына»

1943 г. – «Фронт» С.Д. Васильев

1955 г. – «Герои Шипки»

1958 г. – «В дни Октября»

Оба – выходцы из трудовой русской интеллигенции, оба служили в Красной армии. Оба получили артистическое образование (Георгий – в московской студии «Молодые мастера», Сергей – в Петроградском институте экранных искусств).

Познакомились они в Москве, в лаборатории по перемонтажу и редактуре иностранных фильмов. Существовало такое своеобразное и очень типичное для советских лет учреждение, где закупленная заграничная кинопродукция (а она, повторим, до конца 1920-х заполняла репертуар) подгонялась под идеологические и прочие требования советского проката.

Правда, и во всем мире тогда бесчинствовали с кинопленкой, авторского права в кино не существовало. Но здесь имелась определенная целенаправленность. Никого это, кстати, не смущало. Интеллектуал Виктор Шкловский, который тоже работал в лаборатории у «моталки», с восторгом описывает выдающееся мастерство Георгия Васильева – перемонтажера: «Ему нужно было, чтобы человек умер, а он не умирал. Он выбрал момент, когда эта предполагаемая жертва зевала, размножил кадр, и получилась остановка действия. Человек застыл с раскрытым ртом – осталось только подписать: «Смерть от разрыва сердца».

При варварстве задания лаборатория давала хорошую школу. К тому же оба Васильева занимались и в режиссерской мастерской С.М. Эйзенштейна. Но все равно долго не могли найти себя.

Переехав в Ленинград, вместе поставили документальную картину «Подвиг во льдах» (монтаж хроники о спасении экспедиции Нобиле) и две игровые – «Спящая красавица» (по сценарию Гр. Александрова) и «Личное дело». Биографы в будущем постараются уже в этих произведениях найти предвестия шедевра, но – увы! – напрасно!