Лента длиною в эпоху. Шедевры советского кино

Изображение оказывалось богаче и сильнее слова. Фильм втягивал в себя своей подлинной фактурой, атмосферой: осенние порывы ветра над свинцовой водой, пустынные улицы разрушенного морского города-острова, проводы в гавани под вальс военного оркестрика и доморощенная танцулька, исхудавшие дети играют с пулеметом, как в лошадку… Картина продолжала пластическую традицию немого кино, насыщая ее новым: «звуками жизни», их богатой партитурой. Интересно (а может, и естественно), что особую ауру балтийского севера, специфику края с его за душу хватающим, суровым, пенным морским ландшафтом впервые на русском экране воспроизвела московская киногруппа – значит, со стороны виднее!

Финал все равно был победным и по обязательным цензурным требованиям (идеологический «хеппи-энд»), и по темпераменту Вс. Вишневского. Силачу матросу Бушуеву удалось выплыть, он выносит на берег мертвого комиссара, хоронит его в скалах и прижимает к сердцу партбилет покойного. Поднятый Бушуевым новый кронштадтский десант с моря штурмует врага. Выйдя из волн в черном своем бушлате, словно гранитный, он вопрошает с экрана: «А ну, кто еще хочет Петроград?» Могли ли авторы этой устрашающей фразы предполагать, что через шесть лет Северная столица окажется в кольце самой страшной блокады в истории человечества?

На экране 1930-х тема партийца-вожатого реализуется не только на материале армейских дел. Например, вошедший в обойму советских шедевров «Депутат Балтики» ленинградцев А. Зархи и И. Хейфица (1937) дает штатский и чуть усложненный ее вариант.

Здесь воссоздавались, пусть и вольно, факты биографии ученого К.А. Тимирязева, сразу принявшего советскую власть. На роль героя, в фильме он назывался профессором Полежаевым, был остроумно взят молодой ленинградский актер-эксцентрик Николай Черкасов, который только что сыграл в «Детях капитана Гранта» роль чудака Паганеля, стар и млад распевали его песенку «Капитан, капитан, улыбнитесь!». Узнавая в профессоре-революци-онере своего любимца, зрители радовались. Сочетание седовласого, преклонных лет академика (у него в кабинете висит мантия Ньютона) и молодости актера дало хороший эффект.

Странный «роман» кабинетного затворника с моряками Балтики завязывался в момент, когда матросский продотряд, шаря по городу в поисках спрятанного хлеба, ночью врывался в квартиру профессора, и вожак отряда из-за злополучной мантии принимал ученого за классического врага-архиерея (все это преподносилось авторами с умиленной и снисходительной усмешкой).

Как и в предыдущем фильме, матрос-братишка под грубой внешностью имел душу добрую и, догадавшись о своей ошибке, становился страстным почитателем профессора, вытаскивая старика сначала читать морякам лекции «про жизнь природы», а потом и вовсе в Петроградский Совет рабочих, крестьянских и солдатских депутатов посланцем от… революционного Балтфлота. Функцию комиссара выполнял третий герой, вернувшийся из царской ссылки ученый-большевик Бочаров – большой, в меховой дохе, смешливый, всепонимающий, сохраняющий нечто наставительное от политкомиссара, бывший студент, а теперь хозяин научной жизни страны (его играл Б. Ливанов).

Однако персонажи, которые по идейному заданию фильмов должны были быть ведущими, положительными примерами, двигателями драмы, получались при всех стараниях режиссуры и обаянии артистов менее яркими и симпатичными на экране. И любила-то публика, обожала Чапаева с его верным Петькой, а не правильного Фурманова, чудака-профес-сора, а не всезнайку-подпольщика, гитариста в бескозырке, а не комиссара.

Где же герой с партбилетом в кармане, чтобы его полюбили бы так, как Чапая или курносого смешного Петьку?

Такой герой родился. Совсем рядом с ними. На «Ленфильме». Назвали его Максимом.

«Юность Максима» как приключенческая лента

Крутится, вертится шар голубой,

Крутится, вертится над головой,Крутится, вертится, хочет упасть,Кавалер барышню хочет украсть.Где эта улица, где этот дом,Где эта барышня, что я влюблен,

Вот эта улица, вот этот дом,Вот эта барышня, что я влюблен…Песенка из трилогии о Максиме

Официальная слава большевика-пролетария Детство Гриши Козинцева • Театр «Арлекин» и «Фуэнте Овехуна»

Перед нами – еще один официально признанный шедевр социалистического реализма.

От первого парня Нарвской заставы – остряка, хулигана и ухажера за девушками…

…до агитатора и партийного вождя-выдвиженца – таков путь героя трилогии о Максиме

В золотом фонде советского экрана трилогия о Максиме («Юность Максима», «Возвращение Максима», «Выборгская сторона») занимает место среди классических произведений первого эшелона.