Факсов с самого начала их бурного и увлекательного пути необходимо видеть в непосредственной связи с революционным бытом, с рисованной листовкой Гражданской войны, с представлениями в теплушках, с «живыми картинами», которые показывали на демонстрациях и массовых празднествах. Программы факсов, их статьи и доклады, их практика представляли собой характерный коктейль веяний, мотивов, исканий того времени, очерченных кругом «левого искусства». А глаз был острым, метким – об этом свидетельствуют юношеские произведения, начиная с рукописной пьесы «Джин-джентльмен, или Распутная бутылка», где действие происходило на улицах Питера, на толкучке в дни приезда именитого гостя из Британии – Герберта Уэллса, как известно, написавшего вскоре книгу «Россия во мгле». Но для юношей-фэксов темные улицы Петрограда сияли огнями надежд и революционной эйфории.
В брошюре «Эксцентризм» фразы типа: «зад Шарло нам дороже рук Элеоноры Дузе» или «двойные подошвы чечеточника нам дороже пятисот инструментов Мариинского театра» – звучали наподобие знаменитого футуристического: «сбросим Пушкина с корабля современности». Далее фигурировала модная «американизация», которой, как скарлатиной, переболели тогда многие. Их первый фильм «Похождения Октябрины» был как бы оживший динамический плакат, перенесенный на натуру: перед глазом киноаппарата расстилался огромный город, целый мир, который можно было обозревать и снимать с самых различных точек – с купола Исаакия, со шпиля Петропавловской крепости, с мчащегося мотоцикла…
В фильме «Чертово колесо» по рассказу Вениамина Каверина «Конец хазы» фэксы сделали попытку создания современной мелодрамы, увидев в формирующемся советском быте и контрасты добра и зла, и резкую светотень, и накал страстей. Городской парк с его соблазнами, адским верчением чертова колеса, блестящими юбочками циркачек, таинственной магией иллюзиониста в чалме по имени Человек-вопрос брал в плен моряка с крейсера «Аврора», того самого, что стал символом Октябрьской революции. Сталкивались две стихии: «Аврора» с ее чистотой надраенной меди, строгими линиями матросских шеренг и уголовное дно большого города, притоны, кражи, аферы, «мокрые дела»… Козинцев и Трауберг, подобно Эйзенштейну в «Стачке», увлекались типажами «шпаны», отыскивая их в подозрительных местах, ловили аномалии – диковинно толстых теток, уродливых карликов, «бывших людей». Подобно Дзиге Вертову, они стремились показать городское «дно» и безобманно снимали не макет, а подлинную воровскую «хазу» – страшный остов многоэтажного дома, населенного какими-то чудовищами и уродами. Особенно эффектно снят был прыжок налетчика с шестого этажа и обвал дома. Разворотив городское дно, фэксы запечатлели физиономии темных людей, вынесенных наружу мутной нэповской волной. Рябой мясник-частник в плисовом жилете с брелоком, слонообразный хозяин «хазы». Человек-вопрос (его великолепно играл С. Герасимов, далее один из долгожителей и патриархов советского кино), который за кулисами балагана оказывался ординарным, прозаическим и страшноватым жуликом, – все это были живые лица тех лет. В мелодраматическое обличье режиссеры заключили реальное содержание.
В «Чертовом колесе» Козинцев и Трауберг встретились с оператором Андреем Москвиным. Начал складываться тот высококультурный кинематографический коллектив, куда, помимо Москвина и художника Е. Енея, вскоре войдет молодой ленинградский композитор Дмитрий Шостакович. Этот коллектив сделает все картины Козинцева и Трауберга, а затем, когда жизнь разведет бывших факсов, и картины Козинцева.
«Мишки против Юденича» – комедия из недавних времен Гражданской войны, «Братишка» – комедия из новых времен «реконструктивного периода», ее героями стали шофер и автомобиль, реконструированный шофером из старых частей. И наконец, картина «Одна» (1930) о молоденькой советской учительнице, по распределению отправленной из Ленинграда на далекий Алтай. Это фильмы факсов «на современную тему».
Роль карточного шулера в фильме «С.В.Д.» сыграл Сергей Герасимов
Акакий Акакиевич Башмачкин – актер Андрей Костричкин в фильме «Шинель»
В исторической ленте «С.В.Д.» над раненым декабристом, бредущим по снегам после разгрома восстания 1825 года и случайно попавшим в игорный дом, издевается пьяная толпа шулеров и проституток.
В гоголевской «Шинели» образы одиночества человека, его потерянности перед лицом чуждого и страшного мира достигали особого драматизма, а сцены, где над несчастным, маленьким и жалким Акакием Акакиевичем хохочет мерзкий хоровод ублюдков и воров, были полны экспрессивной силы.
«Человек, раздавленный эпохой» – такова была, по Козинцеву, тема их немых картин, а сцена-апофеоз – глумление сильных над чужаком, безвинным.