Лента длиною в эпоху. Шедевры советского кино

Козинцев не любил, когда о Максиме говорили как о конкретном деятеле. Он был недоволен тем, что коллега по «Ленфильму» Эрмлер ввел Максима в свою картину «Великий», где он, Максим, большой человек в Москве (действие в 1935-м), приезжает в Ленинград расследовать дело об убийстве Кирова. «Это не Максим. Он не может быть Максимом», – повторял Козинцев, хотя тот же артист Чирков как бы продлевал жизнь героя трилогии. Почему же?

Да потому – сегодня совсем ясно! – что Максим как реальное лицо не существует. Не существует и как собирательный образ, укорененный в реалистическом искусстве. Это фигура иного эстетического ряда; веселый революционный идеал, фантазия.

И Козинцев на это постоянно намекал, боясь, однако, «рассекретиться» до конца. Подчеркивал, что у Максима нет фамилии. Кстати, фамилии нет и у Наташи, и у Андрея. А проницательный Эйзенштейн по выходе второй серии прислал Козинцеву поздравление с «возвращением Рокамболя» – Рокамболь, как известно, бесстрашный французский бандит.

Как удалось избежать упреков в «снижении темы», «искажении образов революционеров-партийцев»? Фильм был сделан исключительно умно, был стилизован и задекорирован в «подлинную атмосферу эпохи», в «единый музыкальный напор времени» (Александр Блок). Его создают и снежная вьюга новогодней ночи с лихачами и шампанским, с буржуазным разгулом под звуки модных танцев ойры и галопа (музыку, как и ко всем следующим звуковым фильмам Козинцева, написал Шостакович), и рабочая слободка за Невской заставой с ее уютной нищетой, лоскутными одеялами, кудахтаньем кур и началом жизни трех друзей-товарищей, из которых одному суждено погибнуть в заводской аварии, другому – спиться, а уж третьему, Максиму, попасть в большевики. Здесь было много тепла, обаяния, а счастливая песенка «Крутится, вертится шар голубой» стала любимым шлягером страны, лилась из громкоговорителей, звучала под сельскую гармошку.

Время экспериментов и авангарда прошло. «Юность Максима», как и снятый одновременно с нею «Чапаев», нравилась общедоступностью. Ленинградских кинематографистов в качестве «реалистов», «народных художников», «создателей яркой портретной галереи героев революции и образов коммунистов» начали противопоставлять «ошибающимся», «формалистам», «заумникам» – Эйзенштейну и Пудовкину. Те уже сидели с закрытыми фильмами, с разносными статьями. Этих поднимали на щит и объявляли «кинорежиссерами второго призыва» (в отличие от тех, устаревших корифеев).

Однажды ночью Козинцев, Трауберг и Шумяцкий были вызваны в Кремль на просмотр «Юности Максима» Сталиным.

Обошлось. Фильм был одобрен. Потом будут ходить слухи (от Молотова), будто бы Сталин сказал: «Забастовки не так проводились, революция не так делалась, все не так было, а фильм хороший». Что же, вполне точная рецензия! Но чувство унижения осталось до конца дней. Оно нарастало. Несмотря на фанфары, ордена, призы, злые предчувствия не утихали.

Взятое под персональный контроль продолжение судьбы Максима в трилогии подвергалось бесконечным переделкам, новым и новым конъюнктурным правкам согласно политическим требованиям дня. Вторая серия, «Возвращение», еще сохранила в себе много забавного и живого, правда, будучи сильно подпорченной бесконечными спорами на собраниях, разоблачением меньшевиков и других оппонентов «генеральной линии партии».

А первоначальный сценарий «Возвращения», который режиссеры писали вместе с драматургом Л. Славиным, хорошим сочинителем сюжетов, имел много ярких, колоритных фигур, таких, как, например, коммерсант, он же аферист Игнатий Порфирьевич Стрекопытов. Он был двигателем еще более авантюрной, чем в «Юности», фабулы – вот бы порадовались зрители! Но нет, место увлекательных перипетий заняли скучные внутрипартийные дискуссии.

Правда, одна сцена сохранилась и сумела осветить весь фильм юмором и азартом: турнир Максима с самим «королем санкт-петербургского бильярда» конторщиком Платоном Васильевичем Дымбой.

Михаил Жаров в фильмах «Возвращение Максима» и «Выборгская сторона» исполнил роль анархиста и погромщика Платона Дымбы

Этой фигуры и еще одного актерского бриллианта – игры Михаила Жарова – не было в первой серии. Дымба – хозяйский холуй, краса загородных садов и мечта горничных, красавчик с закрученными усиками и шансонеткой «Менял я женщин как перчатки» на устах – противник Максима по всему вплоть до песни: в «Выборгской стороне» это будет «Цыпленок жареный». У Жарова, который до Дымбы сыграл неотразимого вора Жигана в «Путевке в жизнь», а в «Иване Грозном» сыграет Малюту Скуратова, есть то, что на актерском языке называется «отрицательным обаянием», – это противник всерьез! И вот его-то Максим загоняет под стол сокрушительной бильярдной атакой. Правда, весь этот турнир – большевистский камуфляж, чтобы выманить у глупого Дымбы адреса военных заказов, но таков проверенный приключенческий прием трилогии.

В «Выборгской стороне» от веселой лихой игры уже почти ничего не останется. Все будет страшно «правильно», против анархистов, против Учредительного собрания, против эсеров.