Лента длиною в эпоху. Шедевры советского кино

Это видно и по таким мелочам, как, скажем, мирная хрустальная рюмка, которая служит чернильницей во фронтовом блиндаже капитана Гальцева в «Ивановом детстве», – здесь подписываются приказы, планы операций. Тарковский рассказывал, что такая рюмка служила ему, школьнику, в эвакуации для делания уроков – чернильницы не было. В «Зеркале» есть великолепный зимний пейзаж: снежная равнина с множеством людских фигурок, снятая с верхней точки. Сразу напросилось сравнение с «Зимами» Брейгеля, и рецензенты быстро о том написали. Но на самом-то деле это документально воспроизведенный высокий берег Волги зимой в родном городе Тарковского Юрьевце, где он жил и в эвакуации. Можно продолжать очень долго, и такова вся ткань его картин, эта покоряющая «просветленная материя», документы, они же символы.

Об этом с улыбкой говорила на очередных «Тарковских чтениях» Марина Арсеньевна Тарковская: «Могла ли я подумать, что молоко, которое мы в детстве пили, окажется символом!»

Вот почему так важны для понимания творчества Тарковского биографические факты, семейные обстоятельства, родство.

Арсений Александрович Тарковский (1907–1989)

Для формирования таланта и личности Андрея Тарковского огромное значение имел отец – Арсений Александрович, его образ, судьба, взаимоотношения с действительностью. То, что отец жил отдельно, эта боль семьи лишь обостряла и драматизировала сыновние чувства. Поэзию отца Андрей Тарковский высочайше ценил. В «Зеркале» и в «Сталкере» стихи Арсения Тарковского, которые читает автор, звучат за кадром, в «Ностальгии» – в чтении Олега Янковского, исполнителя главной роли. Но и сам Андрей замечательно читал отцовские стихи друзьям, дома, «под настроение». Вот стихотворение Арсения Тарковского из числа особо любимых сыном, которое мне посчастливилось услышать от Андрея в начале 1970-х в его временном обиталище в Орлово-Давыдовском переулке в Москве:

Вот и лето прошло.Словно и не бывало.На пригреве тепло,Только этого мало.Все, что сбыться могло,Мне, как лист пятипалый,Прямо в руки легло,Только этого мало.

Понапрасну ни зло,Ни добро не пропало,Все горело светло,Только этого мало.Жизнь брала под крыло,Берегла и спасала.Мне и вправду везло.

Только этого мало.Листьев не обожгло,Веток не обломало…День промыт, как стекло.Только этого мало.

А родители были и вправду людьми редкостно интересными. Род Тарковских восходит к дагестанским правителям – Таркам, которым российское дворянство было пожаловано еще в XVII веке. Отец Арсения Александровича был народовольцем, ссыльным. По матери, Марии Ивановне Вишняковой, у Андрея – несколько поколений русской интеллигенции, учителей, врачей. Разумеется, в советское время такое происхождение семье никаких привилегий не дало, благо, что не погубило.

Не вояжами в Париж и не виллами на взморье, как у мальчика Эйзенштейна, а бедностью и стойкой недостачей отмечено детство Андрея Тарковского. Он вырос в деревянной хибаре на улочке Щипок в дальнем Замоскворечье, учился в соседней десятилетке. Но при этом быт дома можно охарактеризовать несколько надоевшим словом «духовность». Деньги выкраивались не на новые ботинки, а на книги и альбомы, не на колбасу, а на билеты в Консерваторию.

И так всегда, а когда Мария Ивановна осталась одна – особенно напряженно. Она работала скромно оплачиваемым корректором в Первой образцовой типографии, надрывалась, правила верстки ночами. Незабываемый эпизод в «Зеркале», когда Мария под проливным дождем бежит в типографию, боясь, что пропустила опасную опечатку – воспроизводит реальную ситуацию.

В войну в Юрьевце Мария Ивановна по льду ходила за реку, таскала для детей картошку из дальних деревень.

В это время военный корреспондент фронтовой газеты гвардии капитан Арсений Тарковский после тяжелого ранения переносит ампутацию правой ноги по бедро. До конца дней он ходил на протезе, но всегда старался скрыть свою тяжелую инвалидность, собрания военных поэтов не посещал и уж, конечно, не пользовался своим законным правом покупать что-либо без очереди.

В последние годы жизни Арсения Александровича мне доводилось часто видеть его, слушать, бывать у него. Это – светлое счастье, самые благодарные воспоминания. Он был человеком, в котором сочетались высокий ум и удивительная скромность, простота в обращении, юмор, образованность, замечательный литературный вкус и сверх всего красота.

Черные деревья в «Ивановом детстве» Тарковского так же страшны и мрачны, как сама война