Лента длиною в эпоху. Шедевры советского кино

У артиста к этому времени были ампутированы обе ступни – горькое следствие курения, гангрены. Коллеги свидетельствуют: он преодолевал немыслимую боль, но в кадре едва заметная хромота и походка вперевалочку только придавали еще большую конкретность образу героя, чье прошлое читается в медленном и пристальном скольжении камеры по фотографиям на стене: жених и невеста в подвенечном наряде, воинские подвиги. Георгиевский крест. Верещагин, «беляк», имперский акцизный чиновник, еще вчера в десятках фильмов непримиримый кинопротивник героя-революционера, здесь придет на помощь красноармейцу и погибнет за чужое дело, ставшее для него своим.

«Классовая борьба», эта полувековая тема искусства, перечеркнута. Скрепленное смертью братство двух русских из разных станов, старшего и младшего, поданное в открытую, – есть нечто абсолютно новое для советского кино.

Впрочем, подспудно, тайно, как пыталась я показать в предыдущих очерках, художники давно шли к тому. Но осуществило «Белое солнце пустыни».

А киот? Православный киот в красном углу, перед которым крестятся? Ведь это 1969 год, год идеологического ужесточения по всем пунктам, когда студентов, даже в шутку осенивших себя крестным знамением или зашедших в церковь поставить свечку по бабушкиному поручению, могли вышвырнуть из университета.

И выбор Луспекаева с его печальными, добрыми и блестящими глазами на роль героическую и чуть лубочную, и вся атмосфера дома на морском берегу – сине-зеленого российского оазиса под белым солнцем пустыни, и, – конечно! – счастливая песня Исаака Шварца на слова Булата Окуджавы – все это, видимо, наворожила фильму добрая Госпожа Удача.

Павел Луспекаев в роли богатыря Павла Верещагина – незадолго до героической гибели героя в водах Каспия

Только эту песню, одну ее, лихую, за сердце хватающую, незабываемую, могла бы я поставить как младшую сестру рядом с той, далекой, питерской, безымянной – о голубом шаре и потерянной девушке. Но «Госпожа Удача» – песня авторская, и войти ей в богатейшие антологии советской кинопесни. Теперь, когда уже нет в живых ни Артиста, что пел песню, ни Поэта, особой ностальгией и благодарностью таланту окутана она, прекрасная «Госпожа Удача».

Продолжаем вглядываться в карту заповедной пустыни Владимира Мотьля.

«Добрый день, веселая минутка! На прошедшие превратности судьбы не печальтесь, разлюбезная Катерина Матвеевна…»

«А еще скажу я вам, разлюбезная Катерина Матвеевна, что являетесь Вы мне, словно чистая лебедь, будто плывете себе, куда Вам требуется…»

«А еще хочу приписать для Вас, Катерина Матвеевна, что иной раз такая тоска к сердцу подступит, клешнями за горло берет. Думаешь, как-то Вы там сейчас?..»

Какая прелесть эти солдатские письма, стилизованные Марком Захаровым так тонко и по-особому сердечно!

Голосом героя звучат из-за кадра они – рефрен картины – и придают образу невидимый второй план, несут в себе тайную печаль, побеждаемую лишь одним: революционным долгом, как понимает его Сухов, а именно – борьбой за счастье трудящихся всей Земли! Всей, значит, и этой опостылевшей пустыни!

А адресат сердечных посланий – придуманная постановщиком, видимо, тоже по наитию «несравненная Катерина Матвеевна» – образ-видение снов Сухова, его далекая возлюбленная и жена.

Реализовать этот образ довелось «типажу», не профессиональной актрисе, а редактору TB-Останкино, журналистке Галине Лучай. Мотыль снимал картину на «Ленфильме», примерял для Катерины Матвеевны русских красавиц Чурсину и Хитяеву, как вдруг увидел командировочную Галю, которая готовила там очередную передачу, и мгновенно решил: вот она!

«Разлюбезная Катерина Матвеевна» – жена красноармейца Сухова в исполнении Галины Лучай

Избранница отнеслась к своей «артистической» фортуне, как и потом к всенародной славе, весьма сдержанно, не любила, когда ее слишком идентифицировали с Катериной Матвеевной. Человек очень интересный, смелый, всегда шедший тодько своим собственным путем, Галина Пантелеймоновна в ту пору занята была другим: своими телециклами (среди них и «Юные годы советского кино», который мы делали с нею вместе), своими увлекательными телепроектами и еще помощью авторам из тогдашнего «черного списка», вычеркнутым отовсюду «за неблагонадежность».

Все это, конечно, лично к «разлюбезной Катерине Матвеевне» прямого отношения не имело, но, думаю, проникло в подтекст как настрой личности, сделав портрет фактической героини фильма значительным, загадочным. И теперь Гале – Катерине Матвеевне в ее красном платке и кумачовой кофте, со строгим прямым пробором в русых волосах, с чуть нахмуренными бровями и непостижимой, чуть ироничной полуулыбкой принадлежит место среди знаменитых «типажей» в истории кино.

Ведь это Катерина Матвеевна, опершись рукой о тонкую березку, открывает фильм еще до титров – кадр стал «культовым».