• Письмо епископу Харьковскому Филарету (Гумилевскому) по поводу предполагаемого им составления жизнеописания святых Русской Церкви: «Говорить ли, или лучше молчать? Соответствовать ли откровенности, или скрыть рождающиеся мысли, по предосторожности, чтобы не нарушить мир? Сказать ли себе, как велят отцы, и как мне, конечно, время уже сказать себе: ты умер; не касайся того, что после тебя? Или вам, которому предлежит еще путь жизни и деятельности, указать нечто на пути, мимо чего лучше пройти поодаль
Между 6 и 21 января 1857 г. (без даты).
Письмо наместнику Лавры архимандриту Антонию (Медведеву): «На устроение Евангелия от имени Преосвященного Платона[255] я согласился; но о подробностях не стал писать на донесении, которое пойдет в Собор, а пишу к Вам особо… Сошествие Святого Духа изобразить на Евангелии сомневаюсь. Оно описано не в Евангелии, а в Деяниях апостольских. В воскресные дни, по чтении воскресного Евангелия, обыкновенно прикладываются к Евангелию; и особенно прилично, чтобы прикладывались к образу Воскресшего Спасителя. Апостолы, проповедники Евангелия, особенно называют себя свидетелями Воскресения Христова. Посему мне кажется более приличным, и с обычаем сообразным, изобразить на верхней доске Евангелия Воскресение Христово, но не по западному образу, как ныне делают, а по образу древней иконы. <…> Позвольте просить Вас, чтобы Вы берегли себя. Не надобно становиться в Троицком соборе у самой западной двери. Я становлюсь обыкновенно на второе место, но и здесь иногда чувствую течение воздуха в дверь. В день Богоявления надобно было Вам к литургии одеться не тяжело, а во время причастна переоблачиться и прибавить теплую одежду для крестного хода. <…> У о. Макария[256] были некоторые мысли очень своеобразные, как, например, мысль уйти за границу и где-нибудь умереть в безвестности, что не исполнилось потому, что в ночь пред начатием путешествия он занемог и вскоре скончался. Но он был искренний слуга Христа Бога; и, конечно, примечательно, что он во время нескорбное предрекал скорби за небрежение о распространении слова Божия, и скорби потом пришли. Мне приходит на мысль составленный о русском переводе Священного Писания восьмью архиереями и двумя протопресвитерами, необыкновенно полным Синодальным собранием, протокол послать Киевскому владыке, чтобы он размыслил, точно ли надобно ему одному остановить сие дело; ибо оно остановлено его мыслию, сообщенною графу Александру Петровичу» (Письма преподобному Антонию. Ч. 3. С. 8–9. № 1146).21 января.
Письмо наместнику Лавры архимандриту Антонию (Медведеву): «Надпись на имеющем устроиться Евангелии может быть положена и в том месте, как Вы предлагали. <…> Благодарю за соображения Ваши об отоплении Успенского собора. Я и прежде полагал не касаться сего дела, когда меня не спрашивают; теперь спокойнее остаюсь при сей решимости» (Письма преподобному Антонию. Ч. 3. С. 9–10. № 1147).• Письмо наместнику Лавры архимандриту Антонию (Медведеву): «Догадка Ваша, что происходящее в училищной башне происходит от какой-нибудь отшедшей неумиротворенной души, по моему мнению, удобоприемлема. Кажется, это и не одна душа. Та темнее, которая стучала по ночам железными сапогами; и потому, после присутствия святыни, ей сделалось недоступно посещенное святынею место. Для другой оно осталось доступным, и притом днем, как менее чуждой света. Доброе дело совершить еще водоосвящение и панихиду» (Письма преподобному Антонию. Ч. 3. С. 10. № 1148).
23 января.
Резолюция о сельском священнике, написавшем в 1855 г. 80 проповедей на воскресные и праздничные дни: «Одобрительно трудолюбие. Но надобно советовать проповеднику, чтобы с более внимательным размышлением писал, чтобы и мысли были правильны, последовательны, и выражения предметам и слушателям соответствовали» (ДЧ. 1884. Ч. 1. № 1. С. 127).