Линкольн, Ленин, Франко: гражданские войны в зеркале истории

Испанские газеты и радиостанции до 1943 года комментировали и рекламировали военные успехи Германии. На созываемых Фалангой массовых митингах гремело: «Гибралтар – испанский!» и «Россия, виновная в нашей Гражданской войне, должна быть уничтожена!». То же самое повторяли пропагандистские плакаты. Но каудильо, испытавший за время «крестового похода» несколько поворотов военного счастья, проявлял за политическими кулисами осторожность и упрямство. Франко изъявлял готовность стать младшим военным партнером рейха[240], когда в Берлине не считали это уместным, и отказывался от вступления Испании в войну, когда Гитлер на этом настаивал[241]

. Германский национал-социализм с его презрением к «неарийским» народам в равной степени вызывал непонимание и неприязнь у испанского духовенства, генералитета и фалангистов. К тому же испанский диктатор и его окружение чувствовали, что разоренная страна не выдержит нового большого кровопускания. Они реалистически воспринимали бесперспективность борьбы континентальной державы, Германии, против совокупной морской и воздушной мощи Британской империи и США[242]. Даже когда победоносный вермахт, разгромивший французскую армию и занявший Париж, вышел в 1940 году на франко-испанскую пиренейскую границу, каудильо не поддался соблазну и во всеуслышание подтвердил, что Испания остается вне конфликта. «Хотя эти мрачные личности по складу их мышления были фашистами (не совсем так. – С.Д.

), они не хотели, чтобы иностранные войска ступали по их земле», Второй Мировойкомментировал Уинстон Черчилль.

Уклонение Мадрида от официального вступления во Вторую мировую войну нашло понимание и одобрение решительно у всех испанцев.

Шаткость с трудом созданного националистического режима[243]

вынудила Франко к микроскопическим уступкам побежденным и оппозиционерам. В 1941–1944 годах последовали частичные политические амнистии: в несколько этапов были выпущены на свободу те политзаключенные, которые ранее получили до шести лет тюремного заключения; части других заключенных в несколько раз сократили сроки лишения свободы. Но данные мини-амнистии коснулись в основном фалангистов-диссидентов, за которых постоянно ходатайствовали их оставшиеся на свободе собратья по Фаланге[244]. Освобожденным было разрешено покинуть Испанию, чем многие из них воспользовались. В 1942 году каудильо счел возможным снять осадное положение. Его заменили несколько менее жестким режимом – военным положением. Розыск и наказание лиц, служивших в республиканской армии, продолжался, но службу по мобилизации трибуналы стали рассматривать в качестве обстоятельства, смягчающего вину, хотя и не уничтожающего ее.

Между тем гораздо более ощутимые импульсы к примирению и объединению стали исходить из-за рубежа. Неожиданностью стало то, что инициативу проявила консервативно-монархическая часть эмиграции (республиканский сегмент эмиграции после падения Республики долго был парализован взаимными обвинениями[245]

). 17 февраля 1945 года отпрыск низложенной республиканцами династии Бурбонов – сын скончавшегося в изгнании Альфонса XIII граф Барселонский – в манифесте к испанскому народу осудил диктаторское правление Франко и обязался содействовать воссозданию демократических институтов, не предрешая будущих форм государства. Он также обещал отказаться от права на престол в пользу своего малолетнего сына Хуана Карлоса, тоже находившегося в эмиграции. Манифест стал первым толчком к последующему преодолению застарелой вражды монархистов и республиканцев.

Закономерно, что примирительный манифест графа был поддержан прежде всего пытавшимся ранее остановить Гражданскую войну социалистом Прието. В монархическом лагере эмиграции ранним сторонником компромисса с республиканцами под лозунгом «демократической монархии» выступил прежний открытый враг республиканского Народного фронта – Хиль Роблес, который одно время (до июля 1936 года) претендовал на роль диктатора.

Начавшееся, таким образом, наведение мостов между различными течениями эмиграции и исход Второй мировой войны, которая погубила нескольких авторитарных и тоталитарных режимов, побудили внимательно следившего за ситуацией каудильо к ответным действиям.

8 мая 1945 года – в день капитуляции Третьего рейха перед антигитлеровской коалицией – в Мадриде была опубликована Хартия испанцев, даровавшая сторонникам «нового государства» гражданские и политические права. Правительство вынесло ее на народное голосование, которое предсказуемо дало 85 % голосов в поддержку Хартии. Тогда же Франко сделал необязательными приветствие «Воспрянь, Испания!» и ношение фалангистами сине-красной униформы. Роль Фаланги в жизни «нового государства», достигшая пика в 1937–1944 годах, стала снижаться. С 1950‑х годов мало-помалу пошла на убыль и ее численность.