Линкольн, Ленин, Франко: гражданские войны в зеркале истории

Глубоко обусловленный и вынужденный отказ Мадрида от автаркии повлек за собой медленное размывание устоев военной диктатуры. С середины 1950‑х годов националисты заметно сократили применение смертной казни. В 1963–1964 годах каудильо пришлось реагировать на многочисленные международные протесты и послания против казни на гарроте. Под одним из них значилась подпись атеиста Никиты Хрущева. Два других документа были подписаны крупными деятелями католического вероисповедания – римским папой Иоанном XXIII и президентом Джоном Кеннеди[250]

. В посланиях открытым текстом говорилось о неправомерности применения в мирное время казни, восстановленной на основании законов военного времени. Не согласованную, но тем не менее единую позицию Москвы, Ватикана и Вашингтона (великая редкость!) «новое государство» не осмелилось полностью игнорировать. Выдержав паузу, оно было вынуждено отказаться от применения мучительного средневекового способа казни. В тюрьмах, наконец, стали улучшать условия заключения, а наиболее ретивых дознавателей – переводить «на другую работу». Впервые каудильо и его ближайшее окружение, прозванное «бункером», перед лицом всего мира потерпели ощутимое политическое поражение.

Диктатура еще в конце 1950‑х годов стала отказываться от самых вопиющих проявлений политической дискриминации. Власти разрешили допускать к приемным университетским экзаменам потомков республиканцев. Испания перестала отказывать в туристических визах детям и внукам политических эмигрантов. Испанские книгоиздатели получили «отмашку» на публикацию книг некоторых республиканских деятелей – в том числе остававшегося в изгнании противника режима Прието. (Впрочем, из его многотомных, интересно написанных мемуаров «Конвульсии Испании» опубликовать удалось только меньшую часть под интригующим заголовком «Я и Москва».)

Официально прекратила существование сыгравшая некогда значительную роль в борьбе националистов с республиканцами Испанская фаланга. Органическим законом 1958 года Франко переименовал ее в Национальное движение. Тем самым он собственными руками устранил одну из нитей, связывавших диктатуру с «крестовым походом», главой которого некогда был. А с 1967 года правовые акты Испании перестали содержать упоминания о Национальном движении.

Знаменательным явлением стало легальное возвращение в 1955 году на родину нескольких престарелых военных-республиканцев – полковника Касадо и генералов Рохо и Улибарри. Репрессиям они не подверглись. Висенте Рохо даже выделили казенную квартиру в центре столицы, напротив здания Военного министерства[251]

. Характерно, однако, что возвращенцы были вынуждены вести замкнутый образ жизни: они не участвовали в публичных церемониях, не давали интервью. Воспоминания Рохо «Героическая Испания» и «Тревога, народы!» по-прежнему издавались за границей – в Буэнос-Айресе и Мехико. Низложивший правительство Народного фронта и приблизивший триумф националистов полковник Касадо добился издания его мемуаров «Последние дни Мадрида» в Испании только через десять лет после репатриации. Когда же во второй половине 1960‑х годов он стал ходатайствовать о генеральской пенсии, из Военного министерства последовал ответ, что он останется полковником, так как от генеральского звания, предложенного ему правительством Республики в 1939 году, он отказался!

Не менее красноречивый факт имел место после смерти в 1956 году в Париже последнего премьер-министра Республики Хуана Негрина. В силу завещания политика-примирителя его сын – в прошлом доблестный летчик республиканских ВВС Ромуло Негрин-Михайлов – под присягой публично засвидетельствовал, что в 1936 году весь золотой запас Испании был при участии его отца (тогдашнего министра финансов) вывезен в Советский Союз в счет оплаты советских военных поставок. Образ действий двух непримиримых эмигрантов – отца и сына, боровшихся ранее против «крестового похода», засвидетельствовал, что они в 1950‑х годах, перестав считать националистов узурпаторами, стали рассматривать их в качестве правительства Испании.

Сенсационное «дело об испанском золоте» вылилось в затяжной испано-советский конфликт. Мадридские дипломаты при встречах с советскими коллегами в кулуарах Организации Объединенных Наций и ЮНЕСКО стали настаивать на возвращении золотого запаса. Им давали полуофициальные ответы: все золото поступило в Москву в качестве оплаты советских военных и гуманитарных поставок Республике. Однако соответствующей финансовой документации советские власти упорно не публиковали. Конфликт не принял более острых форм (в частности, судебных исков), вероятно, ввиду отсутствия дипломатических отношений между националистической Испанией и Советским Союзом, юридически не признававших друг друга.