В конце 1945 года каудильо издал декрет, разрешивший вернуться в Испанию эмигрантам, «не участвовавшим в вооруженной борьбе». Разрешением из сотен тысяч эмигрантов воспользовались единицы: некоторые монархисты и несколько консервативных республиканцев. В страну тогда вернулись престарелый правый политик Леррус, мыслитель Ортега-и-Гассет[246]
и художник Сальвадор Дали[247]. Два последних никогда не состояли в партиях; все трое в годы войны были во всех отношениях далеки от Народного фронта.Затем генералиссимусу пришлось уступить коалиции кардиналов, епископов и группы монархически настроенных генералов-фронтовиков (Аранда, Варела, Кинделан), призывавших вождя «определить форму правления». В 1947 году Франко согласился издать органический закон о возвращении Испании к монархическому государственному строю. Страна была провозглашена «католическим и социальным королевством – временно без короля». Еще через год в большинстве местностей был снят режим военного положения.
Но в главных чертах «политика отмщения» продолжалась. В испанских тюрьмах к 1946 году оставалось не менее 26 000 политических заключенных, на принудительных работах – еще не менее 10 000. В местах заключения, где условия содержания узников и обращения с ними снова резко ухудшились, свирепствовали тиф, дизентерия, воспаление легких и туберкулез, не прекращались физические пытки. Военные трибуналы продолжали выносить смертные приговоры, а армия – приводить их в исполнение (словно в военное время). И абсолютное большинство политэмигрантов по-прежнему не имело легальной возможности возвращения на родину.
Мыслившие в категориях общенационального примирения политики-эмигранты во главе с дальновидными Прието и Роблесом были в 1940–1950‑х годах слишком малочисленны и маловлиятельны. Увлечь за собой преобладающую часть политически активных, как правило радикальных эмигрантов[248]
(анархистов, коммунистов, левых социалистов, басков и др.), они были не в состоянии. Распавшееся было в 1943 году после отставки Хуана Негрина республиканское правительство в изгнании было в 1945 году воссоздано в Мексике и под руководством Диего Мартинеса Баррио и Хосе Хираля проработало еще около двадцати лет. А в горах Астурии и Каталонии действовали последние республиканские партизаны (около 8000 человек), постепенно превращавшиеся в уголовников.С территории Франции республиканцы-эмигранты несколько раз устраивали вооруженные вторжения на родину, отражавшиеся гражданской гвардией, фалангистами и армией. Делались неоднократные попытки (при французской и первоначально американской поддержке) засылать боевиков в Испанию с моря и с воздуха. Подобные действия радикальной республиканской эмиграции не привели к падению диктатуры, зато на несколько лет дестабилизировали обстановку во всей Северной Испании. Репрессии режима против партизан и подпольщиков вызвали протесты за рубежом, но нашли понимание у большинства испанцев, особенно у жителей сельской местности. Страна устала от кровопролития, была устойчиво настроена против любого иностранного вмешательства. Многие испанцы стали видеть в националистах наименьшее из всех возможных зол.
Нажим, оказанный на «новое государство» державами Большой четверки (отказ допустить страну в ООН, дипломатический и экономический бойкот), болезненно задел гордость испанского общественного мнения и тоже способствовал упрочению надпартийной военной диктатуры. Создавшаяся таким образом пассивная поддержка диктатуры крестьянством и большей частью прочих социальных групп обрекла усилия непримиримой эмиграции и международного сообщества на провал. К началу 1950‑х годов последние очаги республиканского сопротивления, лишившиеся поддержки в народной толще, были окончательно подавлены.
Взывая опять-таки к гордости испанцев, Франко официально провозгласил автаркию, которая стала его ответом на бойкот и санкции. (Фактически он проводил подобный курс с 1939 года.) Одновременно националисты приняли и стали реализовывать программы дешевого жилищного строительства и – впервые в испанской истории – провозгласили право на бесплатное лечение, которого не было при Республике.
Двадцать лет автаркии – «опоры на собственные силы» – позволили испанцам залечить раны Гражданской войны. Но никуда не делись прежние беды страны: огромная застойная безработица, малопродуктивное сельское хозяйство, низкий уровень жизни большинства, технологическая отсталость.
Тенденции к общенациональному примирению, блокированные императивами автаркии, возродились после снятия международных санкций против Испании и ее допуска в ООН в 1955 году[249]
.