Литература как социальный институт: Сборник работ

Для социолога понятие литературы в первую очередь связано с представлением о современной эпохе («модерности») и принципом субъективности, лежащими в основе программы «культуры». Этот идеальный проект возник в Европе сравнительно недавно – с началом кризиса Просвещения – и складывался вплоть до завершения эпохи романтизма. Литература при этом оказалась преимущественным полем развертывания и тематизации значений, благодаря которым происходило формирование и самоопределение независимого, деятельного и ответственного субъекта (частного, эмансипирующегося или одинокого человека). Именно такая антропологическая модель послужила образцом для последующего формирования ненаследственных элит, трактовки народа и нации – понятий, которые также актуализируются и разрабатываются именно в данной ситуации. Поэтому и о литературе становится возможным говорить как о синониме «модерного», т. е. о различных интерпретациях ценности «со-временного». Печатное слово получает здесь особый статус воплощения современности, поскольку указывает на смысловые конфликты, напряжения, дефициты «актуального» времени (времени действия). Именно этим оно становится интересным для «всех» (кто образует «общество», «публику», единство разнообразных интересов), превращается в предмет критического обсуждения, межгрупповой полемики, конкуренции, коалиции и т. д. Устойчивость этих упорядоченных и регулярных отношений дает начало образованию социальной системы, института литературы, воспроизводство которого опирается на возникающие именно тогда же «внутренние», т. е. предназначенные для самоорганизации литературы, институциональные каноны интерпретации и правила литературного поведения (нормативные представления о «классике», «истории» словесности, «литературных традициях»).

Чтобы возникла литературная деятельность, чтобы она приобрела устойчивость, т. е. воспроизводилась уже независимо от конкретного наличного состава действующих лиц – писателей, критиков, издателей и других, – необходим определенный минимум условий, функциональный набор предпосылок для поддержания и воспроизводства подобной системы отношений. Знаком их формирования можно считать выделение трех планов понимания и продуцирования словесности: борьба за репрезентацию и истолкование современности (так называемая «современная», или «актуальная», литература, рефлексию над которой осуществляет газетно-журнальная критика); установление канона усилиями литературоведения и школы[439]

; текущая словесность массового спроса, который формирует и удовлетворяет своими средствами – дизайн, реклама, тиражная и ценовая политика, промоушен и т. д. – рынок, не нуждающийся ни в критическом разборе и экспертизе, ни в классико-центристской идеологии. На «пересечении» подобных планов, ценностных перспектив, институциональных контекстов работают разного типа библиотеки, так или иначе совмещающие в своих фондах литературу всех трех функциональных типов, но практически всегда тяготеющие к какому-то одному из них.

Специфика соотношений, конфликты этих планов (ценностно-нормативных перспектив) в работе сегодняшнего литературоведа и – даже шире – в групповых практиках литературно образованного сообщества и являются предметом нашего внимания в настоящей статье.

I. История как идеология: к истории «истории литературы»

Строго говоря, история литературы не является сегодня проблемой для литературоведов. В университетских учебных курсах или академических многотомниках доминирует установка на эпический тон при описании течения литературы, ее туманных истоков и двусмысленного или неопределенного настоящего. За поднимаемыми изредка внутридисциплинарными вопросами о том, возможна ли здесь и сейчас история литературы[440], для нас в содержательном плане стоит комплекс куда более общих проблем. Речь идет о характере предполагаемой отечественными учеными-гуманитариями детерминации человеческого поведения, возможностях (смысловых и интеллектуальных ресурсах) его понимания и анализа, степенях его свободы по отношению к себе и к другим. Именно степень разнообразия, развитости, дифференцированности и взаимосоотнесенности подобных представлений, смысловых механизмов мотивации действия, систем его оценки, структур символического вознаграждения отмечается в методологическом аппарате толкователя обращением к категориям «истории», вне зависимости от того, осознается это обстоятельство аналитиком и вносится в его работу как исходный принцип или же нет.