– Давай ешь! Когда ты нормально в последний раз ел? Ты чёрти на что похож – лицо опухшее, под глазами мешки… не удивлюсь, если у тебя уже отёки есть на теле!
– Ты ещё скажи – пролежни! И вообще, это моё тело. Иди своими извращенцами командуй! – суп-пюре и вправду был неплох. – Тебе-то какое дело?
– Ты мой друг, – Спирит размешивал свой сок трубочкой, льдинки тихонько звенели. – Ты мне практически брат, я тебя почти всю жизнь знаю и знаю твой паршивый характер. Вот ты собирался уехать учится в Англию. Помнишь, мы с тобой изучали список учреждений, искали подходящее, даже по поводу жилья варианты присматривали. А потом? Ты вернулся, как будто тебя подменили. Он этого стоит?
– Какой ещё «он»? – мы отлично понимали, о ком говорим, но упрямства мне было не занимать. – И вообще, при чём здесь он? Я собираюсь уехать, потому что…
– Ты собирался. Чтобы досадить своему отцу, и не делай такое лицо! А сейчас, я по глазам вижу, я тебя насквозь вижу, ты собираешься остаться – и тоже ему назло. Как там было – «жабу готов проглотить, лишь бы другим насолить»!
Откуда это? А, «Унесённые ветром»…
Я вдруг представил себе смешную жабу из мультика «Дюймовочка», как я её солю и глотаю, а она встаёт мне поперёк горла – и чуть ростбифом не подавился, крошка мяса через нос вылетела.
– Тебя за столом вести себя не учили? Ну-ка, не хрюкай, когда я с тобой разговариваю! – Спирит возмущённо стёр кусочек мяса со своей рубашки. Мне стало ещё смешней.
В итоге, так мы ни до ничего не договорились. После кафе поехали к Спириту, он попросил попозировать для этой его картины с ангелом – как-то ему не давалась поза священника.
– А для ангела кроме этих фоток кто-нибудь позирует?
– Бладберри, – Спирит щёлкал фотоаппаратом. – Но я, конечно, пытаюсь приблизиться к фотографии для подчеркивания ощущения сверхъестественности.
– И всё-таки, Бладберри – она или он?
– А вот это никого не касается, – Спирит убрал фотоаппарат. – В общем, жду тебя на ближайшей тренировке. И я сам за тобой заеду, и если я, внимательно слушай, почувствую, что ты пьян или с похмелья, я заставлю мою мать уложить тебя в клинику!
– Да пошёл ты…
Дома я сидел за столом и размышлял над тем, что сказал мне Спирит. Он, хоть и псих, но попал прямо в точку. Я сидел и думал о том, что поездкой в интернат запутал всё ещё больше. А тут появилась Светлана – икс в квадрате, и Стас…
Я достал из шкафа ту самую рубашку, которую Стас тогда уронил. Кровь давно подсохла и осыпалась ржавчиной, запах выветрился. Я чувствовал себя самым распоследним идиотом, влюблённым идиотом. Так и заснул с грязной, замусоленной тряпкой.
И проснулся от очередного кошмара.
Я сидел в классе за партой – и вдруг она превратилась в качели. Я пытался её остановить, но только сильнее раскачивал – остановить её можно было только со стороны. Она раскачивалась всё сильней, наращивая амплитуду, я видел глаза окружающих – вроде я знал их, вроде бы это всё мои знакомые – или другие, похожие на них люди. Я обеими руками цеплялся за качели и просил мне помочь, но все только смеялись и показывали пальцем – «опять он выделывается». Женщина, которая могла быть моей учительницей, а может и Светланой, заявила: «Веригин, немедленно покиньте класс!», а я ничего ей даже ответить не мог, настолько мне было страшно. Я решил спрыгнуть – паркурщик я или где, и когда качели максимально приблизились к доске, прыгнул в сторону парт… Вот только качели вдруг оказались не параллельными окнам, а наоборот, – и острые стеклянные осколки чиркнули по телу, и я падал, падал вниз…
И проснулся. Горел ночник, гудел комп – я, похоже, забыл его выключить. Некоторое время я пытался вспомнить, о чём думал перед сном. Рубашка Стаса так и лежала рядом со мной.
«Я должен повидаться со Стасом», – эта мысль пришла в голову целиком, как пуля, как нечто, оформившееся в подсознании, пока я спал. «Первого апреля у него день рождения. Я приеду к нему и тогда… Тогда всё станет ясно».
Почему всё станет ясно, я не знал. Но почему-то был уверен, что как только я его увижу, я точно буду знать, что мне делать дальше. Это как видеть, куда прыгаешь.
Кто бы что обо мне ни думал, я умею добиваться своего. Отец сто раз может говорить, что я педик несчастный, ненастоящий мужчина и тряпка, и всякие Галстуки и Бусы из шарашкиных контор могут нести любую фигню, пусть тусовщики считают меня просто ещё одним сладким гламурным мальчиком, прожигающим отцовские деньги. Я могу лениться, я могу бояться, тупить и паниковать, но своего я добиваться умею. И сейчас я точно знал, чего хотел. Да, как там было в фильме, который так понравился Стасу, – «Пираты карибского моря»: «Компас не указывает на север. – Но мы ведь не север ищем».